упор смотрел на Валерию. Женщина побледнела, но в ее глазах пылал пожар возмущения. Она тоже встала и побрела в коридор.
Когда все ушли, Саша пошла в комнату матери, но дверь оказалась закрытой.
– Мам, ну открой.
– Я сплю.
– Неправда. Разве после такого уснешь? Ну открой.
– Саша, я сплю!
Александра вернулась в гостиную, походила там и направилась в свою комнату.
Двое мужчин и Валерия вышли из подъезда. Не замечая никого, женщина медленно поплелась домой. Владимир Сергеевич похлопал по спине Вадима и кивком указал, чтобы следовал за ним.
Они шли позади Валерии и молчали. Когда дошли до ее подъезда и даже вошли в него, ничего не изменилось, Валерия была погружена в свои мысли и не замечала мужчин, даже когда вставила ключ в замочную скважину, зашла в квартиру и закрыла за собой дверь.
Владимир Сергеевич покачал головой и пошел вниз по ступенькам.
– Сложная ситуация, Вадим, – сказал он, закурив трубку. – Но женщины хорошие у тебя, настоящие.
– Уже не у меня, – тихо ответил Вадим.
– Это мы еще посмотрим. Пошли домой, коньяка хочется.
– Я лучше поеду… – предложил Вадим.
– Куда? На станцию свою работать? Опять все руки в масле будут, да и настроение ты так себе все равно не поднимешь.
– Коньяк тоже не поможет.
– Время поможет. Ты уж прости, но дров ты действительно наломал немало. Девчонку эту, дочь Снежаны, ты обидел сильно. Нельзя так расставаться, нужно по-человечески, по-хорошему, а лучше вообще ничего не обещать, пока не определился.
– Да это она нафантазировала, я ее чуть более суток знал и ничего не обещал, – стал оправдываться Вадим.
– Все, пошли домой. Чаю выпьем, раз не хочешь коньяка. И подумаем, что дальше делать. – Он посмотрел на Вадима, улыбнулся и добавил: – Герой-любовник.
Вопреки видимости, именно зима – пора надежды
Валерия проснулась затемно. Долго ворочалась в постели и анализировала вчерашний вечер. Нет, она не обижалась на Снежану и даже ее понимала. Уж кому, как не ей, знать, как ужасна агрессия одноклассников. Раньше это называлось травлей, сейчас больше используют иностранное слово «буллинг».
Так уж случилось, что и Снежана, и Валерия в школе подвергались эмоциональному, а Снежана – даже физическому насилию. Подруга – потому что имела нестандартную внешность, Валерия из-за тюремного прошлого своей матери.
Валерия хорошо запомнила тот день, когда зашла проведать Снежану с бабушкой и не нашла девочку в квартире. Со смерти матери тогда прошел всего месяц, и девочка не могла отойти от горя, все еще испытывала от свежей потери душевные страдания.
– Баб Глаша, где Снежана? – спросила она.
– Я думала, что у тебя эта безмозглая дура. Пришла вся в слезах, соплях, форму испачкала, колени разбиты, на лице синяк. Говорит, упала. Это же надо быть такой идиоткой!
За несколько секунд Валерия все поняла и стала искать девочку по квартире. Нашла сразу, в шкафу. Не спеша, уговорами она ее вытащила, заставила поесть, а потом просто обняла. И все. Снежана моментально расслабилась и успокоилась.
Потом Валерия учила девочку, как себя вести, чтобы не нарываться на конфликты с одноклассниками. Она знала, каково это, потому что сама через это прошла. Валерия тоже пряталась в шкафу, у нее часто случались беспричинные боли в животе и груди и проблемы с аппетитом. Наверное, это было чудом, что она все это смогла пережить без печальных последствий и свою маленькую подругу научить, как противостоять детской жестокости одноклассников.
Конечно, в чем-то Снежана была права, и Валерия это понимала. Она сама бы никогда не пожелала того, что пережила в детстве, даже врагу, а уж собственному ребенку… Но с другой стороны, травить могут и без оснований, и это надо было обязательно донести до Снежаны.
Валерия приняла контрастный душ, сделала легкий макияж и стала собираться на работу.
В дверь позвонили. Женщина посмотрела на часы: начало девятого, наверняка Снежана, подумала она и открыла дверь.
Но на пороге стоял Владимир Сергеевич с букетом пионов и белой коробкой, перевязанной шпагатом.
Валерия сначала растерялась, но, заметив, что и новый знакомый выглядит взволнованным, улыбнулась и то ли спросила, то ли констатировала факт:
– Пушкин?!
– Он самый, собственной персоной. – Мужчина протянул ей букет.
Она приняла его и вдохнула нежный, немного сладковатый запах.
– Ну проходите, дорогой поэт. Кофе будете? Или сразу начнете читать мне ваши стихи?
– Если можно, начну с кофе.
Валерия пригласила неожиданного визитера в гостиную и подошла к кофемашине.
– Вот тут еще пончики. – Мужчина поставил на стол белую коробку.
Валерия нажала на кнопочку на кофемашине и, пока готовился напиток, развязала коробку и выложила на тарелку четыре пончика.
– «Минуты две они молчали, но к ней Онегин подошел и молвил: „Вы ко мне писали? Не отпирайтесь, я прочел“». – Владимир Сергеевич продекламировал стихи с какой-то мягкой и дружеской интонацией, подошел и взял чашку с кофе. Затем он подхватил двумя пальцами пончик и стал есть с видимым удовольствием, время от времени слизывая сахарную пудру с губ.
Валерия с любопытством наблюдала за ним и ждала продолжения, но мужчина потянулся за вторым пончиком.
– Вам два и мне два. Все по-честному, если вы не возражаете.
– Да хоть все четыре съешьте, я из сладкого только варенье ем, мучное не люблю.
– Поэтому вы такая стройная, а я вот немного погрузнел к старости.
Владимир Сергеевич явно напрашивался на комплименты, потому что выглядел он на редкость холеным и подтянутым, хотя глубокие морщины выдавали, что ему точно за пятьдесят. Он был крупным, осанистым и широкоплечим, но лишнего веса у него точно не было.
– А что там по стихам? Продолжать будете?
– Нет. Я вдруг вспомнил, что там все очень плохо закончилось: «Но я не создан для блаженства, ему чужда душа моя, напрасны ваши совершенства, их вовсе недостоин я».
– Да, да, я в школе учила ответ Татьяны: «Я тогда моложе, я лучше, кажется, была… что в сердце вашем я нашла?» Ладно, товарищ Пушкин, я так понимаю, вы пришли, чтобы поговорить про Снежану и Вадима?
– Нет. Я пришел пригласить вас сегодня в театр.
– Ух ты! Вот это сюрприз. Нет, я вчера заметила, что вы очень внимательно меня разглядывали, но приняла это на другой счет. Так что сразу спрошу: вы женаты, товарищ Пушкин?
– А вы всегда такая прямолинейная? – Владимир тепло улыбнулся.
– Да. Мне кажется, так проще жить. На эмоциональных качелях я уже накаталась. Хочется стабильности и нормальных человеческих отношений.
– Я разведен. Давно.
– Дети уже, наверное, взрослые?
– У меня нет детей. Только Вадим, он мне как сын.
– А на меня у вас какие планы? Развлечься или что-то посерьезней?
– Если честно, то я давно уже принял решение состариться в одиночестве, но только глупцы и мертвецы не меняют своих убеждений, так ведь? А так как я еще хожу, и у меня даже коленки не подгибаются, то есть надежда на что-то серьезное.
– Ваш ответ мне нравится. Но хочу предупредить вас сразу, что если у
