и вышел, чтобы позвонить Илоне. Тавригин только кивнул и убежал срочно решать бесконечные вопросы. Я не чувствовала себя ни победителем, ни проигравшим – меня с пеленок готовили к этому. И не моя вина, что пришлось ускорить события. Не моя.
Рома продолжал сидеть напротив. Наверное, на этот раз мои глаза заискрились, когда я спросила:
– Не поздравишь?
– Это было так подло, что даже круто, напарница.
– Благодарю. Я училась у лучших.
– Без единой акции, только на кредите доверия… Кто же мог предположить?
– Удивлена, что ты за меня не проголосовал. Как будто вовсе мне не друг.
– Скорее ты стала теперь моим первым врагом. Мы с тобой уже были всем, кем только могли, осталось только одно: мы как-то все рядом ходили, но в постели так и не побывали.
Он улыбнулся – я улыбнулась в ответ.
– Слушай, первый враг, мне нужны твои люди – те, которые проводили спекуляции. Я найду им работу, моему антикризисному менеджеру нужны башковитые помощники.
– Не наглей, генеральный директор. Мы сейчас с тобой настолько по разные стороны, как никогда до сих пор не были.
– Ну, попытаться-то стоило. Сколько их? Двое? Трое?
– Двое. И пока они работают на меня.
– Ого! Мы стали откровенными?
– Это от растерянности. «Памятник Ленину» начисто выветрился из головы.
Растерянным он не выглядел. За его спиной нарисовался Петр Александрович. Боже, а он-то почему такой счастливый? Ему, в отличие от Ромы, и такой победы достаточно? Удар по отцу нанесли все, кто мог, – возможно, этого довольно, чтобы старый приятель Михаила Поларского так улыбался. Он еще при вчерашнем разговоре в квартире Тавригина выглядел счастливым.
– Лариса Сергеевна, распоряжения по системе охраны будут?
– Если бы были, Петр Александрович, то я бы так и сказала. Нет, пока никаких увольнений не предвидится – делайте то, что делали всегда.
– Да, Лариса Сергеевна.
Рома проводил его взглядом:
– Я все понимаю, но как тебе удалось переманить старину Саныча? Он всегда был на моей стороне.
Я поднялась и перед уходом ответила:
– Как раз его я не переманивала. Просто он посчитал, что сейчас работает на нас обоих. Не требуй от него невозможного, Ром, старина Саныч меня и тебя знает с детства, он просто не сможет выбрать.
– Ты ведь понимаешь, что это не конец?
Я не стала оборачиваться. Мы пришли к компромиссному решению, но Романа Поларского изначально не устраивали компромиссы.
Глава 19. Одиночество Зевса
Конечно, я решилась на этот шаг только потому, что за мной стояли Алексей Алексеевич, Денис и еще множество специалистов. Моего опыта попросту не хватило бы для принятия правильных решений. И теперь я была по уши завалена документами, отчетами, заявлениями и предложениями. Тавригин без устали подкидывал еще, закапывая меня глубже.
К концу дня я чувствовала, что мозг больше не умещается в черепной коробке, и тем не менее была собой довольна – уверена, никто не становится лучшим на свете руководителем здоровенной компании за один день.
Мы выходили из офиса вместе с Алексеем, который из аналитического режима вынырнуть никак не мог, но хоть после моего первого нервного выкрика перестал называть меня по имени-отчеству и на вы:
– Лариса, на данный момент акции мне передали все, кроме Сергея Васильевича и Романа Михайловича. Буду продавать их медленно, чтобы не допустить обвала. Кстати, твои акции – именные, сейчас записаны на меня. Их на биржу не выкинешь. Я договорился с Данилиным на обмен половины процента на простые… Ты не против?
– Не против, Леш, ведь это было мое решение. И да, спасибо тебе за все, что ты делаешь. Ты стал тем самым клеем, благодаря которому Королевство еще не развалилась.
– Вот уж точно, – без лишней скромности согласился он. – Когда все закончится, выпишешь мне огромную премию. Да чего уж там – я сам себе ее выпишу.
Я не удержалась и обняла его. Просто за то, что он есть. И за его веру, что все рано или поздно закончится.
Мужчина не обнял в ответ, просто терпеливо ждал, когда я отлеплюсь от его шеи. При этом бубнил:
– Ты – четвертый шеф, на которого я работаю, но прежние были сдержаннее. Скучаю по старым добрым временам.
Пришлось его выпустить, но перестать улыбаться я не могла:
– У меня есть предложение получше премии: оставишь себе два с половиной процента. И это гарантирует, что ты ни меня, ни компанию уже никогда не бросишь.
Он остановился и нахмурился:
– Это серьезное предложение или эмоциональный порыв?
– Серьезное, – твердо ответила я. – Не знаю, как объяснить, но сейчас я чувствую себя… свободной? Той, от которой что-то зависит, а не бесполезным держателем пакета ценных бумаг. А в должности генерального директора я вряд ли умру от голода. Да еще и с такими друзьями. Считай, что я покупаю твою верность.
Он пожал плечами.
– Допустим. Да и у твоих родителей останется много – с голоду тебе умереть будет действительно сложно.
Мы уже добрались до парковки, но перед прощанием надо было поднять важный вопрос:
– Что делать с теми, кто откажется продавать часть акций?
Алексей успел обдумать и это:
– Я поговорю с Романом, ты – с отцом. Попробуем решить дело миром. Они оба не дураки, понимают, что сейчас каждый должен сделать вклад, чтобы спасти компанию. В случае отказа они вполне могут быть отстранены от совета. Твоя мама уже внесла – ей не надо объяснять, что только так можно выжить. Дай Сергею Васильевичу пару дней на осмысление, и он тоже поймет.
Дома меня ждала предсказуемая атмосфера, я даже удивиться не успела. Тавригин был прав, что стабильность компании отец ценит превыше всего. Но ошибся, что уговаривать его буду я. На этот раз Сергей Бергман не преувеличивал – именно спокойствие его тона было явным тому свидетельством:
– Поднимись в свою комнату, возьми необходимое, а потом убирайся. Ты не мой ребенок.
Мама стояла за его спиной и молчала – видимо, к этому моменту успела исчерпать все аргументы.
– Пап, понимаю, что ты злишься. Надеюсь, когда-нибудь и до тебя дойдет, что это был лучший временный выход. Как и то, что в произошедшем виноват только ты сам. Но я от тебя не отвернулась! Когда все уляжется…
– Не вздумай меня жалеть, – он все еще сдерживался. Я даже удивилась, что до сих пор не получила ни одной пощечины – похоже, в самом деле не считалась больше его ребенком. – Я все сказал. Чтобы через пятнадцать минут тебя в моем доме не было.
А ведь он один из самых умных и сильных людей на свете! И так неожиданно много оказалось в нем слабости – неумения признавать ошибки и перестраиваться. Да, иногда нужно всего лишь немного согнуться, чтобы не сломаться – и сейчас я впервые в жизни видела, как ломается отец. «В его доме»… Он даже боится вспомнить, что заложил дом Роме – и только благодаря мне сегодня получил шанс его не потерять. В его доме, ну-ну. Но ничего из этого я вслух не сказала, отправляясь в свою комнату, чтобы взять хотя бы сменную одежду.
На карте еще оставались деньги, но тратить я собиралась только свою стажерскую зарплату – на пентхаус немного не хватает. Проще всего податься к кому-то и там спокойно определиться, что делать дальше. Или дождаться, когда отец наконец-то взглянет реальности в лицо. Выбирая между Тавригиным и Петром Александровичем, я уверенно остановилась на Юльке. Вот там точно никому ничего не придется объяснять.
* * *
Загородный дом подруги издали шумел – все как обычно. Вошла и в беснующейся толпе молодежи кое-как отыскала хозяйку дома:
– Юль, я у тебя перекантуюсь пару дней?
– Кантуйся! – она радостно обняла меня. А потом добавила тише: – Только у меня еще пара чуваков уже неделю живут, а я все стесняюсь спросить их имена.
Вот, это безобразие совершенно точно именно то, что мне сейчас нужно! Завтра бы только на работу попасть – кое-кто теперь генералиссимус целой военной империи!
Я выхватила у проходящего мимо парня бутылку коньяка, чем привлекла его внимание. Не стала отказываться от танца.
Через пару часов
