Замуж за господина Хольма я не выйду.
– Дочь… нам нужно решить этот вопрос до завтра!
– Пап, у тебя со слухом плохо? Я сказала – нет. Потому что не считаю правильным, потому что не хочу превратиться в Илону, потому что мне нравится совсем другой человек. Мы с ним вряд ли сможем когда-нибудь быть вместе, я не романтичная дура, но предпочитаю жить в ладу с совестью.
– Господи… надеюсь, что речь идет об Алексее Тавригине… – отец был настолько потрясен признанием, что и забыл о присутствии Грегора. Крутой специалист все-таки выглядел не самым худшим для них вариантом.
Мама встала и подошла ко мне, пока отец пытался вернуть дар речи, и удивила своей осведомленностью:
– Это не Алексей Алексеевич. Сереж, открой глаза. В компании еще месяц назад только глухонемой не успел обсудить «запретную любовь» между второй наследницей и простым охранником. Отгадай которым. Лариса, ты хоть понимаешь, что делаешь?
– Кажется, намного лучше, чем вы. До свидания, господин Хольм. Надеюсь, больше не увидимся.
Вслед раздалось только одно слово: «Предательница!». О, отец отличался гораздо более широким словарным запасом, просто захлебнулся возмущением. Я же почему-то улыбалась. Глупо, конечно, радоваться тому, что буквально каждый видел в нас с Ромой настоящую пару. «Запретная любовь», ага, как же! Там одни запреты, даже для любви места не осталось. Разве не смешно?
* * *
К началу собрания я чувствовала себя уверенно. Все вокруг занимали стулья, никто не здоровался, просто молча кивали в неопределенном направлении. Рома разместился напротив меня. Улыбнулся лишь уголком рта, я сделала то же в ответ. Тишина сохранялась и после того, как отец занял свое исконное место. Мы могли бы так просидеть минут сорок да разойтись. Но, похоже, Тавригин решил, что тогда и незачем было собираться:
– Итак, курс продолжает падать. Сейчас не спекуляции, просто реакция мелких акционеров на новости. Я считаю, что тенденция сохранится еще несколько дней, а потом ситуация стабилизируется до первых решений по судам.
– Или новый член совета директоров просто отзовет иски, – отец смотрел на Рому.
Алексей Алексеевич поспешил продолжить, пока ожидаемый конфликт не разгорелся:
– Полностью это проблему уже не решит. Хоть истцы и куплены, но расследование запущено – возбуждено уголовное дело по факту подкупа экспертной комиссии. Не припомните ничего подобного пару лет назад, Сергей Васильевич?
Отец только поморщился:
– В большом бизнесе приходится играть грубо. И подобная мелочь бы не всплыла, не полезь кое-кто там копаться!
– И тем не менее, – с нажимом сказал Тавригин, – мелочь всплыла.
– Переходи уже к более серьезным вещам! – поторопил его отец.
Алексей кивнул и взял со стола другую бумагу:
– Да, есть проблемы посерьезнее. На фоне падения курса кредиторы на переговоры не идут, не хотят рисковать. Мы уже продали скупленные акции, тем самым создав еще более резкое падение. Но все нормализуется, когда мы расплатимся со всеми долгами. Тогда можно будет уже подчищать только мелочи.
– И финансирование бытовой химии возобновить! – рявкнул Выдрин.
– Безусловно. Нам и так удавалось пока обойтись без сокращения фонда заработной платы и задержки выплаты дивидендов. Но вопрос стоит остро: мы должны продать еще некоторое количество, и речь, само собой, пойдет о самых крупных пакетах. Сергей Васильевич и Мария Витальевна, вам придется скинуть минимум по два процента. Я настаиваю на четырех.
Вот вроде бы все к такому шагу были готовы, но родители окаменели. Открылась дверь, и в зал влетел запыхавшийся Денис. Наконец-то.
– Извините за опоздание. С аэропорта пробки. Приветствую всех. Рома, моя машина цела?
Если он хотел добить отца, то ему удалось. Наверное, зять просто мечтал отомстить за все выслушанные по телефону оскорбления. Сел рядом со мной, наклонился:
– Что я пропустил?
– Ничего такого, чего бы ты не знал.
Мама ожила первой:
– И если мы откажемся или поднимем вопрос о пропорциональной продаже…
Алексей кивнул:
– Вы знаете, что будет в этом случае – любой из членов совета сможет вспомнить пункт учредительного договора о ненадлежащем исполнении…
– Бред! – не выдержал отец.
– А чего тянуть? – Роме, по всей видимости, надоело отмалчиваться. – Я поднимаю этот вопрос и выношу на голосование снятие Сергея Васильевича Бергмана с поста генерального директора. Если мы проведем открытое электронное голосование, то результат вам известен – инвесторы давно застыли в ожидании этого момента.
– Тогда курс акций вообще рухнет! – вставила мама.
Ей ответил Тавригин, он до сих пор выглядел самым уравновешенным из присутствующих:
– Не в этом случае, Мария Витальевна. Акционерам нужен ответ и виновный. Если мы дадим им виновного, то многие надолго успокоятся.
– Да что вы мелете?! – отец не мог усидеть на месте: подскакивал и снова заставлял себя сесть.
Николай Иванович говорил по обыкновению очень громко:
– Смысл есть, не спорю! Тогда и с судами вопросы закрыть будет легче. Объявим ненадлежащее исполнение обязанностей, и пусть они потом годами разгребают, кто кого когда подкупал. Но вот этого пацана я на пост директора ни за что не поставлю! А ты ведь на это рассчитываешь, ублюдок?
Рома легко пожал плечами и улыбнулся шире:
– Марию Витальевну тоже ставить нельзя – это все равно, что ничего не менять. Ее тоже надо убрать отсюда подальше. В общем, да, я выдвигаю свою кандидатуру.
Я не сомневалась, что Поларский выступит и против матери. Да и инвесторов таким не успокоишь.
Мы были готовы к этому повороту. Денис наконец-то поднял руку и приступил к реализации плана без предварительных ласк:
– Четыре с половиной процента за Ларису Сергеевну Бергман. Ее нельзя притянуть к расследованию по старым делам.
– Что? – тон отца был больше похож на жалобный писк.
– Три процента за Ларису Сергеевну, – поддержал Алексей. – Решение неидеальное, но оно вызовет меньше всего потрясений.
Рома теперь смотрел на Тавригина точно с тем же выражением лица, которое было у родителей.
– Черт с вами! – гаркнул Выдрин. – Это ужасный и временный вариант, но прямо сейчас надо что-то решать! Шесть процентов за малолетнюю Бергман, в надежде на то, что ей хватит мозгов слушать старших.
Отец все же поднялся на ноги, но смотрел не только на меня – на всех по очереди, не зная, кого первым назвать предателем:
– Вам… вам все равно не хватит… Тринадцать с половиной процентов! Не хватит!
В гробовой тишине отчетливо прозвучал голос матери:
– Успокойся, Сереж, сейчас это единственное решение. На открытом электронном голосовании было бы еще хуже. Двенадцать процентов за Ларису Бергман.
Теперь отец смотрел только на жену. Наверняка считал, что она ему нож в спину воткнула. Но каждый из присутствующих знал, что неэмоциональная железная леди просто все взвесила и оставила в названии компании фамилию «Бергман» – вот так все просто. Рома смотрел на меня распахнутыми глазами, теперь была моя очередь улыбнуться шире и пожать плечами.
Тавригин резюмировал:
– Двадцать пять с половиной процентов за Ларису Сергеевну. Поздравляю с назначением, гендиректор. Будут перестановки?
Рома коротко выдохнул, но промолчал. Настала очередь говорить мне:
– Спасибо. Да, будут. Алексея Алексеевича Тавригина оставить в должности. Марию Витальевну Бергман снять с должности, но назначить по документам какое-то формальное лицо. Марии Витальевне сохранить все полномочия и зарплату, а также право принимать ключевые решения в ее отделе, сейчас нам нужно плотно работать со СМИ. Просто заменим на время имя, чтобы никого не раздражать. Николая Ивановича Выдрина оставить в должности, но через неделю его сектор обязан предоставить отчет о работе маркетингового отдела. Сергея Васильевича Бергмана до судебных решений отстранить от работы. Каждый из совета директоров продаст часть акций: Мария Витальевна и Сергей Васильевич Бергман по два процента, остальные – по полпроцента. Компания сейчас не в том положении, чтобы оплачивать нашу жадность. Финансирование сектора бытовой химии возобновить после выплат долгов за этот месяц. Следующее собрание совета через две недели. Есть вопросы, которые нужно вынести на голосование? – я выдержала трехсекундную паузу. – Тогда все свободны.
Отец мне так ничего и не сказал – наверное, слов подходящих не нашел. Мама увела его и Выдрина, чтобы что-то объяснить. Денис устало хлопнул меня по плечу
