могучего исполина, впопыхах вылетев на крыльцо. — У меня для тебя ещё подарок имеется; негоже с голыми лапами из моей хибары отчаливать! — ворожея протянула остановившемуся, удивлённо обернувшемуся рыжему бойцу пузатую склянку. — Эта та самая мазь, которой я тогда Яромира на ноги поставила, помнишь? Ну, в «Дальней дороге» у Мефодия, при нашем знакомстве… Да тебе сейчас царапушки вылечила не без её помощи! Без магического заговора действовать будет медленнее, но ненамного. Три-четыре дня, и любая рана затянется! Если, конечно, она не смертельна… Тонким слоем мажь утром и вечером! Надеюсь, не понадобится… Но зная тебя, неугомонный шатунец, можно смело утверждать, что…
— Это очень ценный дар, почтеннейшая! — Ратибор осторожно взял в руку незаменимый в воинском ремесле пузырёк с волшебным снадобьем. — Ещё раз благодарю! Я тебе должен что-нибудь?
— Должен! — Благана задрала седовласую голову и вперилась взором в очи ошарашенно на неё уставившегося молодого богатыря. В подёрнутых зеленоватой дымкой глазах пожилой знахарки стояли самые настоящие слёзы. — Обещай, что бы ни произошло гадкое у тебя, какая бы напасть страшная ни приключилась в твоей жизни, на путь тьмы ты не встанешь!
— Да ты что такое мелешь, старая…
— Обещай! — ворожея гневно топнула ножкой, а после подошла и обняла так крепко, как могла, опешившего от такого развития событий, растерянно замершего рыжеволосого великана. — Просто пообещай… — тихо, умоляюще прошептала она.
— Обещаю, досточтимая, — Ратибор смущённо, слегка неуклюже приобнял в ответ не в меру расчувствовавшуюся, по его мнению, пожилую целительницу, — что не сойду с пути светлого, какая бы неприятность пакостная ни обрушилась на мои рыжие лохматушки! Даю тебе слово. Этого достаточно? — дюжий ратник сверху покосился на отпустившую его наконец ведунью.
— Вполне, медвежонок, вполне, — неловко кивнув Ратибору, Благана быстро вытерла катящиеся по её щекам крупные слезинки, развернулась и потопала назад, в свой домишко, глухо бормоча себе под нос: — Лет сто не ревела…
— У тебя всё в порядке?.. — могучий гигант, прищурившись, озадаченно смотрел на развернувшуюся к нему на крыльце Благану.
— Более чем, — через силу слабо улыбнулась она в ответ. — А ты, топтыга, помни, что обещал мне сейчас, не забывай! Ну и сдержать данное слово ты сможешь лишь в том случае, коли научишься в порыве ярости неуёмный гнев свой обуздывать! Мотай на свой ржавый ус, рыжик! А теперь прощевай! — Благана споро развернулась и вошла в избу, хлопнув при этом тоскливо скрипнувшей дверкой.
— Прощай, уважаемая, прощай… — Ратибор задумчиво хмыкнул, пожал плечами, бережно убрал бесценную колбу с заживляющим зельем в походный куль да потопал от обветшалой халупы врачевательницы прочь, аккурат к «Дальней дороге», местному постоялому двору, который содержал уже хорошо знакомый бравому витязю по прошлым посещениям трактирщик Мефодий.
Благана же с невыразимой болью в глазах прильнула к окну и жалостливым взором сверлила огромную спину неспешно удаляющегося могучего великана.
— Услышал он меня аль нет?.. Сдержит ли данное слово?.. — тихо вопросила сама себя ворожея. — Сумеет ли приручить свои неукротимые вспышки злости и ярости? Похоже, ответов на эти вопросы сами боги не знают…
Глава 16
Мимоходом
Деревня Зябкино. Трактир «Дальняя дорога»
Стояло раннее утро, но игривые лучики солнышка вовсю уж озаряли начинающее пробуждаться Зябкино. Пернатые жильцы курятника давно отчаянно голосили свои заливистые песни, непрозрачно намекая привыкшим вставать с петухами сельчанам, что время сновидений закончилось; пришла пора бодрствования. Ратибор сначала заглянул к Балагуру в небольшую конюшню, примыкавшую к «Дальней дороге», и лишь убедившись, что его отдохнувшего вороного скакуна добро поили да кормили всё это время, ухаживая за жеребцом, будто это рысак самого князя, проследовал далее в кабак.
— Приветствую, старче! — не спеша оглядев пустой ещё зал, бросил ввалившийся в таверну рыжебородый витязь заспанному Мефодию, в очередной раз лениво протирающему и так чистые кружки у барной стойки. На входе Ратибор чуть не наступил на ползающего на карачках, испуганно пискнувшего Варнула, с помощью кадки с водой да полотняной тряпки без особого успеха пытающегося отмыть несколько среднего размера бурых пятен с пола. И хозяин, и его слуга застыли на несколько секунд как вкопанные при виде заявившегося к ним в гости могучего воина. — О коне моём позаботились с душой, за что с меня пряник! — горсть серебра мелодично зазвенела, небрежно брошенная на ближайший столик у стены, к которому и проследовал молодой богатырь. — Ну, чего пасти раззявили, как будто призрака увидели⁈ Порося румяного сообразит мне кто-нибудь притаранить или самому за ним топать⁈ Вон того хочу, на вертеле аппетитно загорающего, или опять кем-то уж занят? Молот Сварога ему в таком случае да аккурат по мизинцу двадцать первому!.. И это не самый худший вариант, ибо можно ведь и секирой рубануть, отчекрыжив кочерыжку под корень, как пужал меня давеча один знакомый лекарь в Мирграде… Страшный человече, бр-р-р-р!.. М-дя… Ну, вы меня поняли, так что без подробностей перед намечающейся трапезой! Да, и кваса кувшинчик тащи! А то на одних травяных отварах далеко не ускачешь…
— Ратибор! — Мефодий всплеснул руками и суетливо помчался к столу, за которым расположился дюжий ратник. — Ратибор! — повторил он ещё раз, подлетая и с ходу тыкая указательным пальцем в правое плечо рыжеволосого бойца. — Ратибор!..
— Ты что, белены объелся, тугодумок? — могучий исполин подозрительно уставился на светящегося от радости кабатчика. — Ну, ещё раз назови меня по имени, а то я чегой-то запамятовал, как же меня звать-величать…
— Я так рад тебя лицезреть, Ратибор!..
— Это я вижу! — рыжебородый гигант хмуро взирал на счастливого Мефодия. — Так рад, что с голоду меня уморить решил?
— Ой, прости, прости! — корчмарь быстро обернулся к давно уже вскочившему на ноги Варнулу. — Ты слышал, что сказал наш гость дражайший⁈ Порося и кваску тащи! Лучшего, что у нас в запасниках имеется! Лучшего, уразумел⁈
— Так точно! Сей миг сварганим! — шустро бахнул улыбающийся до ушей прислужник. Лицо его оказалось прилично помято свежими ссадинами да ушибами; нижняя губа сильно разбита в недавней, по всей видимости, вчерашней драке. — Буслава, — крикнул он в подсобку, — будь добра, кваса принеси кувшин! А лучше два! Того самого, из неприкосновенных запасов! — сам Варнул бойко метнулся к коптящемуся кабанчику, проверяя, готов он или нет. — Ещё чуточку буквально, и совсем
