ей увольнением, а Лиза заявила:
– Вам не придется меня увольнять, я сама от вас уйду!
И ушла бы, если бы в этот момент не брякнул колокольчик входной двери и не появился Клод. Да, это был он, но в каком состоянии – поникший, печальный, явно чем-то расстроенный.
Бросившись к нему, Лиза вдруг поняла, что его общества ей не хватало. Неужели она влюбилась в этого нахала: ведь это то, чего она так опасалась и к чему он, вне всяких сомнений, стремился.
Так влюбилась или нет?
– Вы выглядите далеко не лучшим образом, месье, – произнесла она, а Клод со вздохом ответил:
– Мой старший брат погиб на глупой дуэли. Вчера его похоронили…
Лиза окаменела, а потом прошептала соболезнования.
– Не соблаговолите ли пройтись со мной вдоль Сены, мадемуазель? – заявил он и, не дожидаясь ответа, подошел к хозяину, вынул несколько крупных купюр и положил на прилавок.
– Соберите мне два, нет, три ящика вашего самого дорогого товара. А мадемуазель пока что проконсультирует меня, вы ведь согласны?
Хозяин, конечно, согласился, а Лиза, чувствуя, что не смеет перечить, отправилась на прогулку с Клодом.
Впрочем, если это и было рандеву, то весьма печальное и унылое. Она поняла, что молодому человеку надо выговорится, и ему требовалось, чтобы его утешили.
– Мне очень жаль, что ваш брат погиб, к тому же так нелепо, – сказала она, а Клод вздохнул:
– Ужаснее всего, что теперь мне придется встать во главе дела, оставленного нашим скоропостижно скончавшимся отцом! Я-то думал, что всеми делами будет заправлять брат, а я смогу вести свободную жизнь второго сына, но не тут-то было…
Лиза не стала комментировать его фразу, из которой следовало, что более всего Клод скорбит не по своему брату, а по тому факту, что пришел конец его вольготной жизни богатого бездельника.
– Ах, ну хоть появился благовидный предлог перенести свадьбу! – заявил он со слезами на глазах.
Ну да, ведь он должен был жениться. Интересно, на ком же?
Лиза вдруг ощутила странный укол ревности в сердце.
– Матушка вбила себе в голову, что нам, богатой семье французских евреев, надо породниться с родовой аристократией. Вот и отыскала разорившегося маркиза, который согласился, чтобы одна из его дочерей вышла за меня замуж…
Говорил он это с таким отчаянием, что Лизе на мгновение сделалось его жаль.
Но только на мгновение.
– Месье, вы давно взрослый и можете воспротивиться желаниям матушки! – заявила она холодно, и Клод вдруг взял ее за руку и прошептал:
– Вы такая… другая! И такая чудесная! А знаете что, мадемуазель, – выходите за меня замуж!
Лиза, вырвав свою ладонь из ладони Клода, сердито заявила:
– Ну, знаете ли, это даже не смешно! И, вообще, мне пора обратно, потому что хозяин меня в этот раз наверняка уволит, а дома беспомощный и витающий в облаках отец, который, однако, любит деликатесы…
Они как раз проходили мимо церкви Сен-Жерве, и Клод стал ее убеждать:
– Мы зайдем прямо сейчас и обвенчаемся, мадемуазель! И тогда мне не придется жениться на дочке маркиза!
Лиза крайне холодно ответила:
– Думаете, речь всегда идет о вас и о ваших проблемах, месье? Поверьте, это далеко не так! И, вообще, я, к вашему сведению, православная, хоть ни отец, ни я в церковь не ходим. А теперь прошу извинить – мне пора!
Она вернулась в лавку и немедленно, несмотря на бурные протесты хозяина и значительное повышение жалованья, взяла расчет. А когда пришла домой, то обнаружила, что отец не один, а беседует с худосочным, бородатым, чахоточного вида молодым человеком, какой-то восходящей звездой эмиграционного революционного движения.
– Лизонька, как хорошо, что ты пораньше прибежала. Ты случайно птифуров к кофе не принесла? Да и кофе у нас уже заканчивается! Познакомься, это Сергей Апполинарьевич, гениальная голова…
Оставив отца наедине рассуждать с этой «гениальной головой» о судьбах революции, Лиза отправилась в кондитерскую, чтобы на последние деньги приобрести столь любимых отцом птифуров. А когда вернулась с коробочкой, то наткнулась на отца, явно дожидавшегося ее в прихожей. Тот, закрыв дверь в столовую, где находился гость, зашептал ей на ухо:
– Сергей Апполинарьевич – настоящий философ! Однако так не приспособлен к быту. А у него еще есть старшая и младшая сестры и больная матушка. И, кроме того, ему надо жениться. Лизонька, ты ведь станешь ему хорошей супругой и поможешь Сергею Апполинарьевичу вместе со мной работать над нашим совместным монументальным трудом круговорота пролетарской революции, концепцию которой мы как раз обсуждаем…
Вручая отцу коробочку с птифурами, Лиза заявила:
– Папа, если тебе так нравится Сергей Апполинарьевич, сам на нем и женись. Я же делать это не собираюсь!
И, заметив в глазах оторопевшего отца слезы, обняла его и продолжила:
– Не могу же я бросить тебя, великого гения революционной теории!
Отец зашептал:
– Не беда, я перееду к вам, и мы все уедем из Парижа в деревню, где нами будет основана революционная коммуна, наше красное подворье! Обеспечивать будем себя сами тем, что вырастим! И станем независимы от капиталистического мира!
Ну да, а ей придется, живя где-то вдали от Парижа, обслуживать уже не одного отца, но и нелюбимого мужа, его двух сестер, больную матушку и еще кучу живности, которая появится у них на этом «красном подворье».
– И, главное, Лизонька, Сергей Апполинарьевич согласен!
Какая, однако, замечательная весть – отец уже сумел предложить ее в качестве жены, а также служанки, гувернантки и кухарки этому молодому революционеру.
– Крайне рада, что Сергей Апполинарьевич уже согласен, отец, однако у меня…
И она выпалила отцу в лицо:
– Однако у меня уже имеется жених! И мы намерены идти с ним под венец.
Отец уронил коробочку с птифурами и прошептал:
– О, Лизонька, ты разбиваешь мне сердце, мне и революционному движению! И кто этот человек – революционер, русский?
– Капиталист, француз! – ответила девушка, подбирая коробочку с измятыми пирожными. – Кажется, вы хотели кофе, я сейчас приготовлю…
То, что она выходит замуж за Клода Моргенштерна, Лиза сказала для того, чтобы отец отделался от нее, оставив в покое и не заставляя становиться женой Сергея Апполинарьевича.
У Клода же была суженая, дочка маркиза, и, вообще, она отказала Клоду и не намеревалась менять своего мнения.
Отец, однако, несмотря на свои крайне фундаментальные революционные позиции, отнесся к ее «замужеству» более чем практично. И когда Сергей Апполинарьевич наконец ушел, отец, быстро доедая птифуры, к которым тот так и не притронулся, заявил:
– Дочка, то, что ты нашла себе мужа-капиталиста, конечно, идет вразрез с моими убеждениями, но я, так и быть, готов закрыть глаза
