других племен Аравии, шейхи которых бывали в гостях у Исма’ила. Так маркаб Исма’ила, с сидящей в нем во время боя женой или дочерью шейха, либо же женщиной из знатного рода племени, и сделался непременным атрибутом каждого кочевого племени Аравии. Маркаб стал отличительным знаком племени во время сражений, а девушка в нем — «живым знаменем» племени.
Когда вспыхивали войны между племенами, свидетельствует в одной из своих поэм Антара, величайший поэт Древней Аравии, то женщины первыми призывали мужчин отправляться на схватку с врагом, «возбуждали их на дела ратные», на «поступки мужества и отваги, доблести и чести» во имя защиты родных и близких, семьи, рода и племени.
Маркаб, знак-символ племени, находился всегда в «доме власти» племени, в специально отведенной для него части в шатре шейха. Круглосуточно у маркаба несли службу гвардейцы почетного караула. Ими, по традиции, выступали в прошлом, освобожденные из невлоли рабы-исполины, вооруженные копьями, мечами и кинжалами.
Когда шейх племени принимал почетных гостей, то открытая на это время часть шатра с маркабом, была защищена снаружи плотно сомкнутым рядом воинов, «живым щитом маркаба», «судна временных лет племени» («маркаб» в переводе с арабского языка — значит «судно»).
В прошлом утратить маркаб означало для племени то же самое, что лишиться уважения и престижа. На его защиту вставало все племя. Случись, «маркаб покидал племя», то есть попадал в руки врага, заменить его новым племя не имело права. Таковым был закон пустыни Древней Аравии. Честь и достоинство племени в таком случае — марались. Маркаб — это бесценный раритет Аравийской пустыни, символ его седого прошлого.
Племя бану ‘аджман, с которым схлестнулись Сауды, проживало в древнем йеменском городе Наджран, на севере «колыбели арабов». Во время великих переселений йеменитов несколько колен этого племени отодвинулись в земли Юго-Восточной Аравии. Осев там, заложили независимый удел, известный сегодня как эмират ‘Аджман, входящий в состав ОАЭ. Другие колена проследовали в Южную Месопотамию и на северо-восток Аравии.
Благородное племя бану ‘аджман во главе с родом ал-Хис-лайн широко известно в Аравии своими красивыми женщинами, — «дочерями Аравийской пустыни», по выражению бедуинов. В прошлом, если женщина из племени бану ‘аджман рожала дочь, то отрезала у малышки кусочек мочки ушка и съедала его. Бытовало поверье, что это «убережет жизнь ребенка». Есть мнение, что члены племени бану ‘аджман говорят на чистом арабском языке, на котором общались в Аравии в доисламские времена.
Прародителем племени бану ‘аджман сказания арабов Аравии именуют Марзука ибн ‘Аджаима ибн ‘Али, а его брата, Мурру ибн ‘Аджаима, — прародителем еще одного знатного племени Аравии — бану мурра (62).
Если в ходе первого сражения (1860) с войском эмира Файсала во главе с его сыном ‘Абд Аллахом ‘аджманиты потеряли 700 воинов, то во втором (1861) — около полутора тысяч. И потому ненависть свою и к шейху ‘Абд Аллаху, и ко всему роду Аль Са’уд племя бану ‘аджман сохранило надолго, и не раз демонстрировало это впоследствии бунтами и неповиновениями Са’удам.
Полковник Льюис Пелли, английский политический резидент в Персидском заливе, посещавший Эр-Рияд в последний год жизни эмира Файсала, отмечал, что он обладал умом и характером. Правителем слыл строгим, но справедливым. Успешно пресекал «хищнические обычаи племен», связанные с набегами на торговые караваны. Складывалось впечатление, делится он своими наблюдениями, что «никто не любил эмира, но в то же время все восхищались им» (63).
Льюис Пелли трижды обращался к эмиру ваххабитов с просьбой разрешить ему побывать в Эр-Рияде. Настойчивость и терпение возымели успех: на третий по счету запрос он получил положительный ответ. И 18 февраля 1865 г. отправился в Неджд (из Кувейта, где в то время находился). В течение первых 10 дней пути передвигался, как пишет в своих воспоминаниях, по «голой и безмолвной пустыне», не встретив ни одного поселения. Пятого марта прибыл в Эр-Рияд. Охрана у въездных ворот его сразу же предупредила, чтобы «привычку курить инглиз оставил за стенами города». На второй день он получил аудиенцию у эмира Файсала. И, судя по всему, смог расположить его к себе. Подтверждением тому — состоявшаяся вскоре еще одна встреча. На ней они уже обсуждали конкретные вопросы. Вели разговор и о национально-патриотических выступлениях арабов против турок, и об экономике края, в том числе о сельском хозяйстве в Неджде, и о способах сбора воды. Льюис Пелли заявил о готовности Англии оказать помощь Неджду в налаживании телеграфного сообщения. Увидев в Л. Пелли человека «толкового», имевшего собственную точку зрения на все происходившее тогда в Северной Аравии и способного, к тому же, «постоять за себя и свое мнение», что особо ценят бедуины, эмир Файсал проникся к англичанину уважением и установил с ним доверительные отношения. Проявлением расположения эмира к Льюису Пелли стало приглашение английского резидента посетить конюшни эмира на пастбище в Хардже (у арабов Аравии — это знак-демонстрация доверен и уважения к чужеземцу-иноверцу) (64).
Все племенные уделы арабов на Аравийском побережье от Кувейта до Ра’с-эль-Хадда, что в Омане, эмир Файсал, по словам Л. Пелли именовал вотчинами Государства Са’удов. Маскат и Бахрейн, поставленные ваххабитами на колени «силой оружия», считал его данниками. И поэтому деятельность англичан в Прибрежной Аравии по подведению тамошних шейхств под свой протекторат квалифицировал как «вмешательство в дела, которые их не касались». Пелли вспоминал, что чиновник двора эмира, Махбуб ибн Джавхар, неотлучно сопровождавший его повсюду во время пребывания в Эр-Рияде, нисколько не стесняясь в выражениях, называл англичан «удачливыми пиратами», или «маститыми хищниками моря» в речи аравийцев (65).
Отряд телохранителей эмира состоял из 200 рабов и вольноотпущенников. Воины племенного ополчения регулярного жалованья не получали. Таковым для них являлась доля с военной добычи (им отходило четыре пятых с нее). Конники получали по две доли, а пехотинцы и наездники на верблюдах — по одной. Пятая часть военных трофеев поступала в казну эмира (бейт-эль-маль). Неплохой доход приносила ему и торговля чистокровными арабскими лошадьми. Вывоз их шел через Эль-Катиф, Эль-‘Укайр и Эль-Кувейт.
Для присмотра за положением дел в районах и провинциях своего государства и для ведения судопроизводства эмир Файсал назначал наместников и судей (кади) — либо из числа недждийцев, либо из местной знати. В Эль-Хуфуфе, в Эль-Бурайми и еще в ряде мест держал постоянные военные гарнизоны, а на торговых путях — сторожевые посты.
В случае сбора племен для организации военного похода каждому городу и племени в его государстве надлежало выставить закрепленное за ними число бойцов и верховых животных. Ополченцы к месту сбора прибывали со своим оружием, на своих верблюдах и лошадях. Амуницию для
