— Сюда, девушки.
— Нет, — твёрдо говорит Катрин. — Я не пойду. Я помню, там иначе идёт время. Я не могу пропасть надолго, когда отец убит заговорщиками. Меровия нуждается во мне!
— Пап, мы её не бросим! — тут же подхватывает Нагма.
— Я не брошу. А ты — бегом туда, закрываешь дверь, отправляешь сообщение и ждёшь спасателей.
— Я без тебя не пойду! — заявляет моя упрямица. — А вдруг ты тут постареешь и умрёшь, пока я там?
— Давай, без разговоров, — я беру Нагму за плечи, разворачиваю к двери и примериваюсь как бы так её туда закинуть, чтобы она не сильно ушиблась.
В этот момент распахивается дверь напротив, оттуда раздаются выстрелы, и меня как будто лошадь пинает в левое плечо. Мне не больно, я успеваю правой рукой поднять пистолет и выстрелить в незнакомое усатое лицо, но следующий нападающий бьёт мне в лоб прикладом карабина, отбрасывая назад, толкает спиной вперёд в комнату, сбивая с ног, и захлопывает дверь.
— Нагма! — ору я, но она осталась снаружи.
Я пытаюсь подняться, плечо отзывается чудовищной болью, от которой темнеет в глазах. До меня доходит, что прошло несколько минут, значит, за дверью — несколько часов. Что бы там ни случилось, я уже опоздал. Теперь надежда только на то, что спасатели вернут меня в тот же момент времени. Я их очень попрошу. Я буду чертовски убедителен, ведь пистолет ещё при мне. Но надо отправить сообщение, создать привязку, по которой меня найдут. Что-то там с квантовой запутанностью… Не знаю, в голове плывёт. Неслабо мне врезали, да и пуля в плече не добавляет здоровья… Ну, где тут эта капсула…
Доковыляв по стеночке до странного аппарата, вижу, что он разбит. Одна из пуль, влетев в дверь, срикошетила от стены. Тихо свистит воздух в пробитой системе, рычаг, который надо повернуть, отсутствует. Его просто оторвало.
«Значит, помощи не будет. Надо выбираться самому», — соображаю я, разворачиваюсь к двери — и падаю. Раненым плечом на пол. Вспышка боли — и я отрубаюсь.
* * *
Не знаю, сколько я пролежал. Вряд ли очень долго, иначе помер бы. Аккуратно осмотрел плечо — рана сквозная, кость не задета, шёлковая графская рубашка присохла к раневому каналу, не дав истечь кровью. Лучше её пока не трогать. Сам я толком рану не перевяжу, неудобно, да и нечем. Если здесь и есть аптечка, то я не знаю где, а искать недосуг — там, за дверью сейчас несутся часы и дни, Теконис говорил, что «временной лаг непостоянный».
Доковылял до двери, смаргивая с левого глаза запёкшуюся кровь, которая склеила ресницы. Глубоко вздохнул — и открыл дверь.
— Ой! — пискнула увидевшая этакое чудо служанка.
И умчалась, топоча ботинками, в темноту коридора.
«Вечер. А было утро», — глупо говорю себе я. Утро какого дня — вот в чём вопрос. Коридор, кажется, не изменился, но я его и раньше не разглядывал. Хотя бы не руины. Какая-то жизнь.
Вдали послышались торопливые шаги многочисленных ног. Служанка, поди, сообщила, что из кладовки с мётлами внезапно вывалился страшный мужик, весь покрытый засохшей кровью и с пистолетом. Сейчас меня будут брать. Отстреливаться? Или сдаться? Чёрт его пойми…
От напряжения и боли мутится в глазах, и я прислоняюсь к стене. Как бы снова без сознания не упасть… Первой ко мне подбегает роскошная блондинка с зелёными глазами. Её лицо мне одновременно знакомо и нет. Кажется, она должна быть пониже ростом. И не такой взрослой.
— Нагма? — спрашиваю я тихо.
— Агась. Папа, ты всё-таки оставил меня одну!
_____
Конец второй книги
