Она питала надежды, что пополнение в «семействе» изменит мои чувства к ней.
Сына я полюбил. Всецело. До безумия.
А Нелли… Я уважал ее, как мать нашего общего ребенка. Я был благодарен ей за то, что она родила на свет Богдана и стала ему замечательной матерью. Но полюбить как женщину так и не смог. Казалось, она поняла это совсем недавно. Приняла этот факт без истерик, спокойно заявив, что ей необходимо подумать, как быть дальше.
Мы оба понимали и готовились к тому, что брак уже ничто не спасет. Ни Богдан, ни партнерство с ее отцом.
Вскоре Нелли вернулась. Повернула ноутбук от окна в сторону кухонного островка.
— По правде говоря, Дамир, — начала жена, вытащив из домашнего мини-бара бутылку белого вина, — я не планирую возвращаться в Россию в скором времени.
Я кивнул.
— Хорошо. Я прилечу за сыном через пару недель.
— Нет.
— То есть?
Нелли, предусмотрительно оглядевшись по сторонам, открыла штопором бутылку и наполнила высокий бокал вином. Сделала несколько торопливых глотков, запихнула бутылку обратно и ополоснула стеклянную емкость.
— Не нужно приезжать за Богданом. По крайней мере, до конца лета он поживет в Испании.
Я пригвоздил взор к поверхности письменного стола, пытаясь справиться со вспышкой злости.
— Мы так не договаривались, — стараясь говорить ровно, медленно отчеканил я, взирая на супругу с красноречивым негодованием.
Нелли вздохнула.
— Что ему делать в Москве? Торчать целыми сутками взаперти? Ты занят проектом, наверняка не выходишь из кабинета и забываешь нормально питаться, пока готовишься к презентации. Спроси самого себя: смог бы уделять сыну должное внимание?
Я клацнул челюстями и откинулся на спинку кресла.
Ненавидел признавать редкую правоту Нелли. Как сейчас, например.
Она поспешила объясниться.
— Я вовсе не пытаюсь отобрать Богдана у тебя. Ты же знаешь это, верно? — робкая улыбка на короткое мгновение расцвела на ее лице.
Порой мне было странно слышать в голосе Нелли эту нотку… доброты. Заботы. Нежности. До рождения Богдана она напоминала термоядерный реактор, готовый взорваться и разнести полмира в любую секунду.
Когда Нелли забеременела, я морально готовился к худшим девяти месяцам в своей жизни. Однако все было не столь страшно. Во время вынашивания ребенка она ненавидела меня и пилила мозг в той же степени, что и до зачатия. Но как только жена впервые увидела Богдана, что-то в ней, безусловно, переменилось. Думаю, она познала истинную любовь. Мы оба познали.
Я не ожидал, что когда-нибудь стану лучшим отцом на свете.
Пять лет назад я согласился на ультиматум Нелли, чтобы сохранить поддержку ее отца и удержать бизнес на плаву.
Я пожертвовал чувствами к девушке, которую обещал защищать от бед всего мира, ради собственных меркантильных целей.
В итоге главной ее бедой был я.
Я потерял ее… Конечно же, потерял Вику.
Полагал поначалу с чрезмерной уверенностью, будто еще был способен контролировать девушку, в то время как нас разделяли тысячи километров, и все уже было бесповоротно кончено.
Неистовствовал, когда Вика выбралась из-под моего контроля, стремясь за жаждой свободы. Что ж, она получила то, о чем мечтала.
Думал, что больше никому и никогда не сумею поверить, когда Леон выбрал поддерживать ее, а не меня.
Они разбили мне сердце.
Вполне справедливо, ведь я разбил сердце им.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВИКА
От прикосновений незнакомца к горлу подступил комок горькой желчи. Невероятно остро этот комочек резал стенки горла, будто хирургическим скальпелем.
Меня тошнило.
Может, от алкоголя, которым я пыталась заполнить зыбкую пустоту размером с космос в районе грудной клетки. Может, от осмысления ничтожности собственного поведения.
Обжиматься в тесной и неопрятной кабинке в женской уборной с парнем, имя которого безвозвратно затерялось среди смеха танцующих людей и мощной музыке — дело скудное. Мерзко, мерзко, мерзко. Здравомыслие, сжавшееся до маленькой горошинки, кричало и стучало о стенки одурманенного сознания, требуя немедленно скинуть бесстыдные мужские ладони со своего податливого, расслабленного тела.
— Детка, ты уже мокрая?
Приглушенный, рычащий бас звучал у левого уха. Языком безымянный партнер слюнявил мочку. Крепко вжимая меня в кабинку, светловолосый симпотяга полез мне под юбку…
Кажется, он красивый.
Не помню.
Мои глаза почти все время были прикрыты с тех пор, как этот клубный джентльмен прижался ко мне сзади на танцполе, пролепетал несколько стандартных «съемных» фразочек и поволок сквозь толпу, чтобы уединиться. Я послушно плелась, пронизанная пламенным алкоголем и ледяным безразличием к окружающему миру и к своей сущности.
Если я дам этому парню трахнуть себя, будут ли меня грызть муки совести за измену Сафарову?
Я не любила… не любила, не любила его, как мужчину. Наш брак — фальшивка. Уголек в блестящей конфетной обертке. Руслан имел полное право спать со всеми приглянувшимися ему женщинами и не требовал от меня верности.
Мы разойдемся, как только отомстим Дамиру Самсонову.
Указательным пальцем незнакомец оттянул кружево моих трусиков.
Я замычала. Не уверена, что парень воспринял этот жалкий звук как сигнал протеста.
Не уверена, что я протестовала.
Я была так пьяна, что едва соображала.
Я так напилась, что многочисленные звуки начали стремительно тонуть в звонкой тишине, толкая меня в клетку к образу невинной девчонки из прошлого, лихорадочно мотающей головой от немого ужаса и осознания, в кого ей необратимо предстоит обратиться.
— Мне нравится твое тело, сладкая, — озабоченный шепот пробивался сквозь слой ваты в ушах.
Он стянул с меня трусики.