К чести Роева, лицо у него даже не дрогнуло. Хотя Ане помнила свои собственные первые впечатления при виде гентбарца, — шок и, чего уже там, ужас.
— Прошу прощения, — невозмутимо выговорил Роев. — Кто вы? Назовитесь.
— Полковник Типаэск, особый отдел, — сказал гентбарец, чуть улыбаясь.
Ане успела уже на него насмотреться. Улыбочка у зловредного насекомого была ослепительной, как, впрочем, всегда, но с отчётливым оттенком нехорошести. Не скажешь, будто он радуется или счастлив или что-то в этом роде.
— Типаэск! — кивнул Роев удовлетворённо. — Отлично. Вы тоже есть в списке.
— Стефан, — потрясённо воскликнула Ане. — Что, папа его назвал прямо по имени?
— Прямо по имени, — отозвался тот. — С указанием военного звания.
— Сюрприз, — пробормотала Дёмина.
Типаэск в задумчивости тронул рукой подбородок, — на удивление, человеческий жест.
— Мне жаль, что невозможно увидеть Александра, — продолжал между тем Роев. — Но он, как я понимаю, уже покинул Ласточку.
— Находится сейчас на MVS Ласточки, — пояснил Типаэск. — Время перехода на GVS Снежаношара у него — через четыре часа, можете успеть, если воспользуетесь военным космопортом. Могу распорядиться.
Роев кивнул.
— Буду благодарен. А вы? — обратился он к Дёминой.
Та назвалась, и Типаэск пояснил:
— Мой сотрудник.
— Хорошо, — кивнул Роев, раскрывая свою папку. — Мой доверитель, Жан Ламель, поручил мне следующее. Передать лично, из рук в руки, следующие именные конверты…
Конверты получили все, кроме Дёминой. Стандартного размера, но различной толщины, самый упитанный достался Типаэску.
— Настоящим сообщаю, что все мои активы, движимое и недвижимое имущество, — последовал длинный скрупулёзный перечень, — передаю, — Роев посмотрел поверх своих очков сначала на Ане, потом на Типаэска, затем на Игоря, — передаю жениху моей дочери Игорю Жарову в полное владение…
— Умный ход, — прокомментировал Типаэск. — Господин Ламель не объяснил, откуда он меня знает?
— Нет, — сказал Роев, закрывая папку.
— Ещё вопрос. Когда он составил завещание?
Роев назвал дату.
— За десять дней до моего похищения! — воскликнула Ане.
— То есть, он предполагал нечто такое уже тогда, — вслух думал Типаэск. — Занятно. Я тогда как раз решал, лететь мне на Ласточку или пока подождать. В котором часу было составлено завещание?
— Вечером, в семнадцать, — пояснил Роев.
— Не сходится, — качнул головой Типаэск, и чирикнул расстроено что-то, наверняка, не очень приличное.
— Ничем помочь не могу, — сухо сказал Роев. — Позвольте откланяться. Или, — тут он наконец-то не сдержался, — я арестован?
— Нет, вы совершенно свободны, — сказал Типаэск рассеянно. — Можете идти.
— Благодарю, — без тени благодарности сказал Роев. — Всего вам доброго.
— И вам, — в спину ему сказал Типаэск, но ответа не дождался.
— Забавно, — сказал Игорь, вертя в руках свой конверт. — Вот уж о чём я не просил совершенно точно, так это о наследстве…
— Тут всё просто, — отмахнулся Типаэск. — Наследники первой очереди ограничены в правах, наследников второй очереди не имеется. Всё состояние Ламеля-старшего было бы конфисковано в пользу Федерации. А так оно сохраняется в семье. У дочери. Которая наверняка не обидит родного брата. Так Жан Ламель рассуждал.
— Мне-то что с этим делать? — спросил Игорь.
— Что хотите, — пожал плечами Типаэск. — Юридически — хозяин вы. Не забудьте налог уплатить, кстати, и государственную пошлину. Изучите на досуге местный протокол, и сделайте. А то проблем будет много потом.
— Я на службе, — мрачно сказал Игорь.
— Пришлите управляющего, — сказал Типаэск. — Интересно, откуда старший Ламель меня знает? Загадка.
— Сат, — свирепо выразилась подошедшая доктор Хименес, — паразит, ты у меня долетаешься, на цепь посажу!‼
— Не посадишь, Мерси, ты — добрая, — отозвался Типаэск.
— Я — добрая? — возмутилась маленькая целительница.
— Конечно, — заверил её Типаэск. — Ты сейчас выдашь мне стимулятор. И позаботишься об уровне комфорта в моих апартаментах. Катерина, вы мне нужны тоже.
— Есть, — отозвалась Дёмина.
— Нарушаете больничный режим? — ласково осведомилась Хименес, особым жестом растирая руки.
— Не смей, Мерси, — коротко приказал Типаэск и постучал пальцем по конверту: — Это — не шутки. Это — чьи-то жизни. В качестве и количестве. Не смей мешать! Потом… оторвёшься. Я буду тихий и послушный, обещаю.
— Когда потом? — горько спросила целительница. — В морге? Там — да, там у нас все — послушные и тихие.
Типаэск покачал головой. Сказал, смягчив тон:
— Не нагнетай панику, Мерси. Я себя знаю. Всё будет хорошо.
— А ну, дайте сюда, — угрюмо приказал Жаров, и, в ответ на взгляд полковника, пояснил: — Вдруг там закладка? Дайте. Я проверю.
Типаэск без споров протянул конверт. Игорь провёл над ним ладонью, пользуясь, очевидно, преимуществами своей паранормы. Вернул обратно со словами:
— Чисто…
— Комадар Жаров, — сказал гентбарец, — будьте добры, проводите господина Роева на MVS, проследите за встречей с Александром Ламелем и верните обратно. Мера предосторожности, не думаю, что она лишняя. Капитану Севиной я сообщу.
Игорь кивнул.
— Разрешите исполнять?
— Да. Господин Роев сейчас за правым поворотом к операционным. Заблудился.
Игорь коснулся ладонью руки Ане, взглядом сказал ей: «я скоро вернусь». И ушёл.
Ушли и Дёмина с Хименес, а Типаэск улетел. Когда крылья разворачивал, задел краем листья на одном из растений в кадке. Листья срезало словно лазером. Наверное, этак и голову кому-нибудь нехорошему запросто снести может. Боевая бабочка, да. Но летел он красиво…
Ане села на лавочку. Долго смотрела на конверт — от него слабо пахло мужским парфюмом, знакомые с детства сочетания — сандал, ветивер, кожа. Папа, папа… Она почти видела, как он составлял эти послания. Один, в своём кабинете, огромный особняк пуст и безмолвен, за окнами — чернота. А что у него, в сущности, оставалось в жизни? Дети выросли, взаимного понимания с ними — ноль. Любимые кони? Разве что…
Ане осторожно развернула конверт. Там лежал всего один бумажный лист, с семейным вензелем Ламелей в правом нижнем углу. И коротко выведенное наискось, слева направо, вверх, каллиграфическими буквами, одно-единственное слово:
ПРОСТИ
Даже без точки. Ане прижала записку к груди, сильно зажмурилась. Очень хотелось заплакать, но слёз не было. Ни единой слезинки, только страшная, иссушающая пустота внутри.
