– Сумматор, а давайте не будем говорить загадками, – хмыкнул Сергей, откинувшись на спинку кресла. – Мне, знаете, загадки надоели. И вообще спать хочется. – Он зевнул.
Спать и в самом деле хотелось. И в этом было что-то смешное, это не вписывалось в мрачные стены сумматорского кабинета, в паутину хитрых уловок, в грозящие ему неприятности. Но если разобраться, выходит, что и он, Сергей Латунин, не слишком сюда вписывается. Может, именно потому и влилось в душу неожиданное спокойствие?
– Что ж, охотно пойду вам навстречу, – чуть помолчав, откликнулся Старик. – Мне, признаться, тоже неловко наблюдать, как вы выкручиваетесь. Знаете, как оно со стороны выглядит? Никак не подберу подходящих слов… Плоско, может быть. Приземлённо как-то выходит. Ну ладно, к делу. А дело наше называется простым коротким словом: Прорыв. Так вот, той самой ночью, когда объект был изолирован, вы отправились в Центр Управления. Причём снарядились точно в шпионских боевиках. Стыдно, Серёжа. Кому вы собирались совать в рот свои нестираные носки? Неужто забыли, что всюду у нас следящая аппаратура? Автоматика, правда, временами барахлит, – добавил он со странным смешком. – Итак, вы проникли в Центр Управления, включили Главный Компьютер и взломали пароль доступа к программе РС-15. Не знаю, как вам это удалось, но теперь это уже неважно. Короче, программу эту вы стёрли вместе с резервными копиями. Было, Сергей Петрович? Вот так-то! У нас всё зафиксировано. Беда лишь в том, что запись мы просмотрели с опозданием. Ну а результаты таковы. Объект сам, без помощи Посланника, прорвал Первое Кольцо. Причём совершенно неясно, каким образом. В боксе он каждую секунду был под контролем, записывалось любое его движение, каждый вздох – и вдруг его не стало. Мгновенно. На мониторах вспышка – и чернота. Мы, конечно, подумали на аппаратуру. Но та оказалась в полном порядке. Это же вам не коммутатор в Жмеринке. Словом, пропал объект. Оно и понятно – после того как вы стёрли программу, он стал недоступен нашим методам. Блокировка снята, точка сборки сместилась… Одна надежда на Санитаров. Впрочем, – бросил он взгляд в сторону воспрянувшего было Ярцева, – слабенькая надежда. Как видите, ситуация перешла в иную плоскость. Конечно, ему не преодолеть Границу. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но вы представляете себе, какую цену придётся заплатить? Ах да, вы же не в курсе. – Старик махнул рукой. – И очень хорошо. Вам знать не стоит, уж поверьте мне.
Вот так, Сергей. Я не люблю громких слов, но очень уж назойливо на языке вертится термин «диверсия». Объективно получается так. Другое дело – зачем. Вот этого я понять не в силах. Загадка. Ваш случай уникальный, раньше ничего подобного у нас не было. Ладно, можно ещё понять, если бы Посланник вышел на вас. Действительно, отчего бы им не заиметь здесь своего резидента? И внедриться с вашей помощью сюда, в здешний слой. Весьма разумная стратегия. Только вот не было у вас никаких таких контактов – мы проверяли. Тогда в чём дело? Захотелось приключений? Добро бы ещё так себя повёл какой-нибудь сопливый Стажёр. Бывает, знаете ли, взбунтуется младая кровь, тяга к романтике, то-сё… Кто из нас в детстве не играл в разведчиков? Но детство кончилось, Сергей, и вы это понимаете не хуже меня.
Поверьте, проще всего было бы поручить вас Ярцеву, а самому заняться делом. Но есть же и чисто человеческий момент. Вы, Серёжа, наверное, давно уже почувствовали – вы для меня не только сотрудник, не только подчинённый. Ну и вот. Я разобраться хочу. Не может быть, чтобы у вас не нашлось оправданий. Наверняка имеет место какое-то чудовищное недоразумение, всё можно как-то объяснить. Поэтому давайте просто поговорим, как раньше. Что-то в последнее время редко это у нас получалось.
Конечно, Игорю Павловичу наш разговор покажется скучным. Вы уж извините, Игорь Павлович, – повернулся он к Ярцеву, – но вас ждут великие дела. Так что идите и действуйте. Если всё же появятся какие-нибудь результаты – сразу ко мне.
Ярцев мгновенно вскочил с кресла, хмуро прошипел что-то себе под нос и выбежал из кабинета. Сергею почему-то пришло в голову, что Координатор хлопнет дверью, но нет, не хлопнул. Напротив, очень аккуратно затворил за собой.
Ну что, прогноз подтвердился. Да, черти, слаженно работают. Теперь уже на сто процентов ясно, что велась игра в злого опричника и доброго царя-батюшку. Точнее, дедушку. Но верить в доброго дедушку – это уж действительно как-то приземлённо. А интересно всё-таки, что он дальше устроит.
Сергей повернулся лицом к Старику. Тот смотрел спокойно, не мигая, и сейчас уже не казался ни смешным, ни жалким. Какие-то очень уж уверенные были у него глаза. Он ждал ответа, знал, что ответ непременно последует, но когда именно – не столь важно. Торопиться некуда, бояться нечего – он хозяин всей нынешней игры, он держит банк. А коли так – можно не грозить, можно не гипнотизировать взглядом. Зачем? Всё получится само собой. «Сабо сомой».
А ведь что интересно – он уверен, будто у Воспитателя Латунина осталось только две возможности. Или каяться, или хамить. В принципе он прав, альтернативы на горизонте не видно. Но стоит ли играть роль в его сценарии? Хотя какое это имеет значение? Сейчас не до психологических нюансов. Однако надо ему что-то ответить. Молчание разрастается и делается слишком уж глупым. Тем более темп всё равно потерян. Как в шахматах. Он, Сергей, получил шах и ищет, чем бы закрыться. А в перспективе мат. Ферзём и слоном. Если, конечно, худосочный Ярцев потянет на слона. Ладно, пускай будет как в шахматах.
Сколько он ни играл, всегда тянул до мата, не клал короля, хотя одного лишь взгляда на доску хватало, чтобы оценить перспективы. Нет, ни на что не надеясь, всё же трепыхался. Отец посмеивался над этим, утверждал, что в нём действуют обычные подростковые комплексы. Против лома, как известно, нет приёма.
А Сергей и не спорил, с отцом вообще невозможно было спорить, тот либо замыкался, либо переводил всё на какой-нибудь подходящий к случаю анекдот. Отец любил подкреплять свои мысли анекдотами. «Помнишь, как в той байке» – обычное его присловье. А голос прокуренный, гулкий, словно по глиняному сосуду постучать костяшками пальцев. Ещё в сопливом пацаньем возрасте Сергей ругал его за курение, говорил, что высосет рак лёгких. И ведь накаркал же! Вообще после маминой смерти всё у них стало не как у людей. Не отец сыну запрещает, а наоборот. И так всю жизнь, почти что с самого её начала. Ему же и пяти лет не было, когда принесли ту телеграмму. Но именно тогда, отревев, побившись головой о паркетный пол, отмолчавшись на похоронах, он понял простую вещь: мамы не будет никогда. И значит, надо охранять единственное, что осталось, – отца. А для этого – стать взрослым, несмотря на свой детсадовский возраст.
Отец, правда, не очень-то с его запретами считался. Кивал, дескать, правильно, дескать, давно пора, а сам всё делал тихой сапой. «Тихой папой» – было у них такое семейное присловье.
…А обещанного дождя в тот день так и не случилось. С утра натянуло свинцово-грязных туч, малость побрызгало – и всё. Почему это вспомнилось именно сейчас? Гроб не влезал в лифт, пришлось тащить его по лестнице, с седьмого этажа. Крышку вынесли позже, а по лестнице спускались без неё. На поворотах отцовская голова моталась из стороны в сторону, и было полное ощущение, что он живой, что он посмеивается над глупым спектаклем, который непонятно зачем затеяли «родные и близкие покойного». И никак не получалось поверить, что всё это не понарошку, что всё по правде. И только в крематории – когда случилась канитель с бумагами, когда шофёру совали мятые стольники, а потом породистая служительница в синей форме, с лицом бульдога-медалиста, произнесла парочку гладких (согласно инструкции) фраз – вот тогда, пожалуй, и накатило по-настоящему. Всё это – лиловые печати на справках, сытая харя конторского чинуши, штампованные заклинания служительницы – было не понарошку. А когда вернулись домой, ему первое время казалось, что отец заперся у себя в комнате, курит и разминает сигареты пальцами. Автоматически, не замечая, думая о чём-то запредельном.
