Вот это мы и хотим вам сейчас показать.
Давайте последуем за отрядом, который только что вступил в лагерь и расставляет палатки на берегу Энарес, вокруг стен маленького городка.
Отряд состоял из сотни крепких молодцов в красных мундирах с белыми галунами, в голубых панталонах и камзолах, с голубым бантом на плече и голубым пером на шляпе. Плоскую треуголку носили слегка набекрень, согласно новому военному уставу. Волосы завивали и собирали на затылке в тугой хвост и перевязывали кожаным шнурком.
Хотя наши новобранцы совершили только один переход, вид они имели бывалых вояк. В руках у них были тяжелые ружья со штыком (которые заменили мушкеты так же, как мушкеты заменили аркебузу). Солдаты шли широким ровным шагом, впереди двое музыкантов дули в свои флейты, придавая отряду бодрости.
Офицер, стоявший во главе этого маленького отряда, — наш старый знакомый, Элион де Жюссак. На красивом мужественном лице Элиона не осталось и следа той беззаботности и веселости, которые всегда были его верными спутниками. Крестник Арамиса страдал. После предательства Вивианы он ни в чем не находил себе утешения.
Сильный и волевой характер победил недуг — барон оправился от удара, случившегося с ним в Версале в день бракосочетания мадемуазель де Шато-Лансон и графа де Нанжи. Через господина Бриссака Элион просил короля направить его в армию и, наконец, с патентом лейтенанта прибыл в Байонну и поступил в Королевский полк. А только что мы видели, как он входил со своим отрядом в лагерь близ Бриуэги. О наставлениях своего «крестного» он теперь и не вспоминал, он был движим лишь одним желанием — погибнуть в первом же бою.
При взятии моста через реку Амарас погиб командир Королевского полка маркиз де ла Рош-Тремблейе, его разорвало надвое пушечное ядро. Пока из Версаля не прислали нового командира, командование взял на себя майор Будевиль. Старый офицер школы де Бриссака, он был человеком решительным, грубоватым, но сердце имел доброе и нрав веселый.
Барон де Жюссак представился ему.
Старик весело отвечал:
— Мой юный друг, я не оставляю вас обедать: слишком скуден стол. Кажется, в этой проклятой стране надо вовсе утратить привычку есть. Я собираюсь подкрепиться жареным салом с луком. Так что спешите к вашим товарищам в столовую. Не знаю, как юные лукуллы это делают, но держу пари, что в их котле вы найдете кусок говядины или баранины.
С того момента, как Элион оказался в государстве его величества Филиппа V, его желудок, и правда, сжимался от голода. Он в тот же час направился в столовую, с грустью вспоминая заведения Парижа, этой столицы гостеприимства.
Это была обыкновенная posada[18]. Называлась она «Кастильское оружие» и находилась у моста через реку Энарес, которая серебряной нитью убегала в даль. По берегам росли карликовые дубы, а по ту сторону моста виднелись городские дома.
Столовая встретила его адским шумом: из раскрытых окон слышался звон стаканов, хохот, удалое пение и брань. В двух больших комнатах с высокими потолками расположилось пятьдесят офицеров, как из Королевского полка, так и штабные, легкая кавалерия и канониры.
Стол был накрыт в первой комнате. Посредине стояла широкая миска для ольи[19]. Хозяйка заведения, высокая худая женщина, походившая на колдунью, склонившуюся над зельем, как раз занималась приготовлением этого блюда, клокотавшего в котле и распространявшего аппетитный запах. Повариха сохраняла полную невозмутимость, это была женщина не из тех, что могут заткнуть уши при взрывах хохота или перекреститься, услышав грубую брань.
Барона приняли весело, с радостными возгласами наполнили ему стакан и предложили трубку. Вся компания по очереди чокнулась с ним. Офицеры осушили стаканы и кинулись наперебой задавать Элиону вопросы:
— Что поделывают в Версале?
— Как там король, принцы, дамы, девицы?
— А старушенция? — так непочтительно молодежь окрестила супругу короля.
Эти вопросы пробуждали тяжелые воспоминания, и крестник Арамиса смутился. Как вдруг из соседней комнаты донесся громкий, грубый голос. Подобно раскату грома он огласил все заведение так, что задрожали стекла:
— Эй, мальчуганы, когда вы кончите болтать без умолку, трещотки кривобокие! Забыли, что я вас жду?.. Или собираетесь обидеть меня и бросить партию?
В XVIII веке в армии великого короля уже имелись служаки, хотя слово это еще не было так употребительно. Я говорю о суровых солдатах, закаленных в бою, как клинок шпаги, и всегда недовольных и сварливых. Эти ворчуны отмечают свой жизненный путь скорее грубостями, чем рукопожатиями.
Таким и был капитан Тресарди, обладатель громоподобного голоса, который вы только что слышали. Он выслужился из рядовых и получил звание офицера за смелость, так что, если молодые дворяне напомнят ему о его простонародном происхождении, то поступят очень неосторожно. Ибо они рискуют испытать на себе размах удара бывшего ландскнехта[20]. Не было обидчика, который расстался бы с Тресарди, не отведав его наказания.
Капитан Тресарди сидел за столом в соседней комнате. Перед ним стояла бутылка бискайской водки. В воздухе витали клубы табачного дыма, тут и там стояли стаканы, на столе были разбросаны игральные кости и карты — все свидетельствовало о только что прерванной партии.
Не желая ничем себя сковывать, вояка снял парик и пригладил седеющие волосы.
Это был человек лет сорока, коренастый и грузный. Его красноватое лицо выдавало горячий темперамент и редкое своенравие. Геркулесовая сила и его отчаянная храбрость чувствовались даже во взгляде.
Офицеры вернулись в комнату и уселись вокруг стола.
— Простите, капитан, — сказал один, — мы были заняты знакомством с бароном де Жюссаком…
— Ну и что за птица этот ваш барон де Жюссак? — спросил тот высокомерно.
— Он лейтенант, наш новый товарищ. Прибыл из Байонны…
— И он имеет честь, сударь, выразить вам свое почтение, — подошел к нему крестник Арамиса и поклонился.
Капитан коротко поклонился в ответ.
— Ваш покорный слуга, барон… Но какого дьявола, господа! Это не повод, чтобы заставлять меня так долго ждать… У нас на кону пятьдесят дукатов. Посмотрим, возьмете ли вы их, шевалье.
Шевалье д’Эсбле, к которому он обращался, энергично замахал руками:
— Боже меня сохрани!.. Вы слишком удачливы в это утро… И потом, у меня нет больше ни реала.
— Да, да, — подтвердил виконт де Верньер, — вы за два часа всех нас обчистили, ни у кого гроша в кармане не осталось.
Маркиз де Миравай хлопнул Элиона по плечу.
