— Возьми золото, Джерри, и уложи его. — И добавил довольнооскорбительное замечание: — Надеюсь, что счёт правильный.
Вслед за этим капитан повернулся к стоящей на корме фигуре,облачённой в пурпур.
— Монсеньор кардинал, выкуп получен, и барка генерал-губернатораожидает, чтобы доставить вас на берег, но вы должны дать мне слово, что мнебудет позволено удалиться без каких-либо препятствий и дальнейшегопреследования.
Губы генерал-губернатора под маленькими чёрными усикамиснова изогнулись в усмешке. Его ответ был рассчитан на то, чтобы отвестиподозрение и в то же время дать выход душившему его гневу.
— Можешь беспрепятственно убираться, куда тебе угодно,мошенник. Но если мы когда-нибудь снова встретимся на море…
— В таком случае, — закончил за него фразу капитан Блад, —очень возможно, что я доставлю себе удовольствие, повесить вас на нок-рее какклятвопреступника и вора.
Приблизившись к ним кардинал укоризненно покачал головой:
— Ваша угроза звучит неподобающе, капитан Блад, так как, янадеюсь, эти слова несправедливы.
Дон Руис задохнулся от бешенства, вызванного большезамечанием кардинала, нежели оскорбительными выражениями Блада.
— Так вы, ваше преосвященство, надеетесь! — воскликнул он.
— Подождите! — Величественным жестом архиепископ остановилсвою свиту, которая застыла на месте, являя собой воплощение непоколебимогомогущества церкви.
— Я сказал, надеюсь, что обвинение несправедливо, инекоторое сомнение, звучащее в моей фразе, оскорбило вас. Но я рассчитываю, чтодон Руис, вскоре извинится перед вами за это сомнение. Однако во время своегопервого визита на корабль вы кое-чем озадачили меня, и я хотел бы попросить васдать мне объяснение.
— На берегу, ваше преосвященство, вы найдёте меня готовымответить на все ваши вопросы. — И дон Руис шагнул к трапу, у которого егоожидал кардинал.
Капитан Блад со шляпой в руке занял позицию с другойстороны, как требовал этикет при проводах важного гостя.
Но примас не двинулся с места.
— Дон Руис, перед тем, как высадиться на остров, которым выуправляете, мне бы хотелось получить ответ только на один вопрос. — Его тон былтаким суровым и властным, что дон Руис, перед которым трепетало всё населениеГаваны, застыл на месте в испуганном ожидании.
Кардинал обернулся к дону Иеронимо и задал ему пресловутыйвопрос:
— Сеньор алькальд, хорошенько подумайте перед тем, какответить мне, потому что ваша служба, а может быть, и кое-что побольше зависитот точности вашего ответа. Что вы сделали с товаром — собственностью этогоанглийского моряка, который генерал-губернатор приказал вам конфисковать?
Смущённый взгляд дона Иеронимо устремлялся то туда, то сюда,но только не на кардинала. Всё же он не осмелился солгать.
— Он снова был продан, ваше превосходительство.
— А полученное за него золото? Что с ним стало?
— Я отправил золото его превосходительствугенерал-губернатору. Сумма составляла двадцать тысяч дукатов.
В наступившей затем паузе дон Руис выдержал испытывающийвзгляд суровых и печальных глаз с высоко поднятой головой и презрительной,вызывающей усмешкой на губах.
Но следующий вопрос примаса стёр с его физиономии остаткивысокомерия.
— Следовательно, генерал-губернатор Гаваны является такжекоролевским казначеем?
— Нет, ваше преосвященство, — был вынужден ответить донРуис.
— Тогда, сеньор, вы отправили в казну золото, полученное затовар, который вы конфисковали от имени его величества короля?
Губернатор не решился солгать, так как его слова можно былолегко проверить. Тем не менее в его тоне чувствовалось недовольство этимдопросом.
— Ещё нет, ваше преосвященство…
— Ещё нет? — прервал его кардинал, и в его мягком голосепослышались угрожающие нотки. — Ещё нет, тогда как с тех пор прошёл целыймесяц. Мне всё ясно, сеньор. К несчастью, сомнения в вашей честности, вызванныетой софистикой, с которой вы сегодня утром так ловко толковали закон, полностьюподтвердились.
— Ваше преосвященство! — в бешенстве завопил дон Руис,смертельно побледнев и шагнув вперёд. Подобные слова в любом случае пробудилибы его гнев. А быть публично оскорблённым этим священником и выставленным напосмешище проклятым пиратом не смог бы вынести ни один кастильский дворянин.Губернатор пытался подыскать слова, способные подобающим образом выразить егосостояние, когда примас, словно угадав его мысли, разразился речью, сразуобратившей гнев дона Руиса в страх.
— Молчи, несчастный! Неужели ты осмелишься возвысить на насголос. Твои поступки, безусловно, сильно обогатили тебя, но куда сильнееобесчестили. И более того, стремясь запугать ограбленного тобой английскогоморяка, ты угрожал ему преследованием святейшей инквизиции и сожжением накостре. Даже новые христиане больше, чем кто-либо другой, знают, что человек,апеллирующий к инквизиции подобным образом, сам рискует попасть в её руки.
Страшная угроза бывшего великого инквизитора Кастилии и прозвучавшийв его словах намёк на старохристианское презрение к его новохристианской кровиокончательно доконали генерал-губернатора. Он уже представлял себяобесчещенным, разорённым, лишённым всех званий и посланным в Испанию, чтобызатем подвергнуться аутодафе.
— Монсеньор, — захныкал он, с мольбой протянув руки ккардиналу. — Я же не предвидел…
— В это я охотно верю. Oculos habent non viclebunt[115].Никто не может предвидеть опасность. — К кардиналу уже вернулось его обычноеспокойствие. Несколько секунд он хранил молчание, потом вздохнул, шагнулвперёд, взял за руку окончательно уничтоженного графа Маркоса и повёл его наполубак чтобы их не могли услышать.
— Верьте мне, — ласково заговорил он, — моё сердце болит завас, сын мой. Errare humanum est[116]. Мы все грешны. Поэтому я стараюсь бытьмилосердным, так как сам нуждаюсь в милосердии. Я попытался помочь вам, чеммогу. Если я высажусь на Кубу, где вы — генерал-губернатор, то мне придётсявыполнить свой долг инквизитора, а из этого для вас не выйдет ничего хорошего.Чтобы избежать этого, я не высажусь на берег до тех пор, покуда вы здесьуправляете. Но это самое большое, что я могу для вас сделать. Возможно,поступая так, я сам становлюсь софистом. Но я думаю не только о вас, но и очести Кастилии, которая пострадает от вашего позора. В то же время выпонимаете, я не могу допустить, чтобы кто-нибудь так пренебрегал довериемкороля и чтобы это пренебрежение сошло полностью безнаказанным.
