у В.В. Вересаева под влиянием встречи в Доме творчества писателей в Малеевке с неким «архангельским гостем» (фамилия не указана). Этот неизвестный гражданин «…случайно наткнулся на запись не то в домовой книге, не то в книге для приезжающих – на имя (в статье опять-таки не указанное. – Б.М.) некоего человека, приехавшего от Геккерна и поселившегося на улице, где жили оружейники». По словам Рахилло, на Вересаева произвело большое впечатление также письмо, полученное им с Урала от какого-то инженера (фамилия снова не названа, это был инженер Комар, упомянутый мною выше). В этом письме Вересаеву инженер рассказал, что он «…сходил в музей и достал там пистолет пушкинских времен», и приводит описание своего эксперимента: «Устроив манекен и надев на него старый френч с металлической пуговицей, я зарядил пистолет круглой пулей и с десяти шагов, как это было на дуэли у Пушкина, выстрелил в пуговицу… пуля не только не отлетела от пуговицы, а вместе с этой самой пуговицей насквозь прошла через манекен».
Через двадцать пять лет после появления статьи М. Комара и через четыре года после обнародования рассказа Рахилло, в журнале «Нева» (1963, № 2) появилась заметка В. Сафронова «Поединок или убийство», в которой с некоторыми изменениями и дополнениями утверждается версия, изложенная Комаром и Рахилло. По мнению Сафронова, Дантес обезопасил себя, надев металлический предмет или специальное защитное приспособление.
Таковы источники этой версии, которая за последнее время получила значительное распространение в писаниях некоторых литераторов, как установленный факт (хотя в «Неве» заметка Сафронова была напечатана в отделе «Трибуна читателя», то есть в дискуссионном порядке), в популярных книгах, в лекция, даже в школах, причем «защитное приспособление» превратилось уже не только в «панцирь», «пуленепроницаемый жилет», кирасу, «но даже в кольчугу». Вместе с тем эта версия, как бездоказательная, вызывала и возражения пушкинистов и криминалистов. Ее отвергли на Всесоюзных пушкинских конференциях (а на XVI Всесоюзной пушкинской конференции в резолюции была даже отмечена необходимость критики всякого рода бездоказательных гипотез и их распространение, приобретающего сенсационный характер). При этом указывалось, что такого рода гипотезы, не основанные на достоверных материалах, даже вредны, так как подменяют глубокую политическую трактовку гибели Пушкина, принятую советской наукой, детективно-сенсационной, отвлекая внимание от коренных вопросов пушкинской биографии.
Но раз гипотеза получила распространение, возникла необходимость ее проверки. Для этого компетентности пушкинистов недостаточно. Ведь здесь прежде всего решает сторона техническая, связанная с исследованием технических обстоятельств дуэли, требующих экспертизы специалистов по истории оружия. Эти специалисты и могут сказать действительно авторитетное слово. Если версия с панцирем не подтвердится, вина Дантеса, убийцы Пушкина, конечно, нисколько не уменьшится. Речь отнюдь не идет при этом и о пересмотре морального облика Дантеса: в любом случае подлость его была и остается вне сомнений. Речь идет лишь о непременном в любой науке требовании доказательств. Поэтому, прежде чем пропагандировать так широко версию в печати, следовало бы ее научно обосновать.
По словам Рахилло, незнакомец в Малеевском доме творчества писателей утверждал, что видел в Архангельске в какой-то казенной книге запись о прибытии туда посланца Геккерна. Отсюда заключение: Геккерн послал в Архангельск человека для того, чтобы купить панцирь. Мною был послан запрос в Архангельский архив с просьбой поискать какие-либо сведения о пребывании этого человека, но получил официальный ответ, что данных по этому поводу не найдено.
Далее: после того как появилась заметка В. Сафронова в «Неве» и газетное сообщение на ту же тему, 8 октября 1963 года, в Ленинградском ордена Ленина Институте усовершенствования врачей имени С.М. Кирова состоялась научная конференция кафедры судебной медицины. 24 октября 1963 года итоги этой конференции были подведены в следующем решении:
«Анализируя сообщение судебно-медицинского эксперта Ленинградского областного Бюро судебно-медицинской экспертизы В.А. Сафронова и выступления в прениях, следует сделать выводы:
После опубликования в журнале „Нева“ (№ 2, 1963) статьи В.А. Сафронова „Поединок или убийство“ в газетах и журналах появились сообщения о том, что ленинградскими судебными медиками установлены новые обстоятельства дуэли между А.С. Пушкиным и Дантесом, а именно, что на Дантесе во время дуэли были какие-то защитные приспособления. Желая ознакомиться с экспертными данными работы В.А. Сафронова, кафедра попросила его выступить с соответствующим сообщением на конференции, куда, как обычно, были приглашены представители всех судебно-экспертных учреждений Ленинграда, а также ученые-пушкиноведы.
Заседание кафедры констатирует, что доклад В.А. Сафронова не носил характера научного сообщения специалиста – судебного медика. В большей части это было изложение известных биографических данных великого поэта, его трагической гибели, гнусной роли в его смерти проходимца Дантеса. К сожалению, В.А. Сафронов почти ничего не сообщил о своих экспертных исследованиях.
Основное положение, которое высказал В.А. Сафронов, заключалось в том, что пуля, выпущенная из пистолета А.С. Пушкина, не могла рикошетировать от пуговицы мундира Дантеса ввиду несоответствия расположения пуговицы месту попадания пули; равным образом пуля не могла рикошетировать и от пуговицы на подтяжках брюк. В связи с этим делался вывод, что на пути пули оказалась какая-то преграда, какое-то защитное приспособление, от которого и рикошетировала пуля.
Категорически утверждать о невозможности рикошетирования пули от металлической пуговицы не представляется возможным.
Для того чтобы решить достоверно вопрос о случившемся, эксперту необходимы были исследования одежды, подобной той, в которой находился Дантес, а также исследование оружия, подобного тому, из которого был произведен выстрел такими же боеприпасами.
Таким образом, резюмируя все сказанное, следует полагать, что каких-либо новых экспертных данных, новых фактов, которые позволили бы перейти к научным доказательствам (криминалистических, судебно-медицинских и т. д.) В.А. Сафронов в своем сообщении не привел».
Таковы выводы конференции специалистов.
На эту же тему поступил ряд писем в Пушкинскую комиссию Академии наук СССР. Так, доктор юридических наук, профессор Я. Давидович, кандидат исторических наук доцент Л. Раков, сотрудник Эрмитажа, специалист по изучению быта пушкинской эпохи и писатель В. Глинка писали: «…мы не хотим ни в чем смягчать несмываемой вины темного авантюриста Дантеса. Этого безнравственного проходимца навсегда приговорил стих Лермонтова:
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы…
В России Дантес был бездельником на службе, пустым хлыщом в петербургском „свете“, холодным бездумным орудием заговора царя и придворной клики против величайшего поэта, как позже, у себя на родине, он стал бесстыдным торговцем политическими убеждениями и циничным участником финансовых спекуляций правящей плутократии империи Наполеона III».
Но, рассматривая гипотезу Сафронова, авторы письма пишут: «Выводы автора основываются не на использовании каких-либо новых фактов и не на установлении новых данных в результате глубокого анализа известного материала, а лишь на априорных предположениях,
