пацанами не хотел. На допросах он никого не сдал, ни своих, ни долгопрудненских, но все равно его могут считать предателем. Как будто это он подставил Феликса, а не наоборот. Почти месяц провел он за решеткой, за это время ни одной черной метки с воли, ни одной дурной весточки. Винили его в чем-то пацаны или нет, неясно, но не проклинали, расправы над ним не желали. И все-таки, устраиваясь в вагоне, Кеша поднял воротник куртки, чтобы не светить лицо.
В квартиру он входил с двояким чувством. Из-за него Бородулин слетел с должности, мама уже и сама не рада, что забрала сына из детдома, так это или нет, но на встречу с Кешей она не рвалась, в изолятор передачу передала, в СИЗО, но ни разу не навестила. Или Бородулин запретил, или сама не захотела. Во всем Кеша винил себя, но обида все-таки держала за горло. И гордость давала о себе знать. В общем, он решил не задерживаться в гостях. Из техникума его наверняка выперли, общежитие отпадает, но можно устроиться на завод чернорабочим, хоть какой-то угол дадут. Койка в рабочем бараке куда лучше, чем шконка в тюремной камере. Будет учиться и работать, когда-нибудь жизнь наладится.
В квартире тихо, все на работе, Агния, видимо, еще не вернулась из универа. На кухне чистота, ничем вкусным не пахнет, может, в холодильнике что-нибудь есть, Кеша не отказался бы от бутерброда с колбасой и кружечки чифиря. Вечером с работы вернется Бородулин, мама, он объявит им о своих планах… Может, Бородулин и поможет ему с работой, он же вроде как парторг на заводе. А пока что можно поваляться на кровати — в тишине и комфорте, радуясь тому, что не надо бояться ментов. Никто не ворвется в дом, не наденет наручники.
Из светлого холла Кеша переместился в сумрачный коридор, соединяющий спальные комнаты. И остановился, глядя на дверь в ванную. И затаил дыхание. Сколько раз он представлял, как стоит здесь не шевелясь, открывается дверь, из ванной в свете лампы под потолком выходит Агния. В коридоре сумрак, она не видит стоящего там человека, думает, что в доме никого, поэтому не закрывается. Руки опущены, обнаженная грудь колышется в такт движению…
Кеша вздрогнул, услышав, как на самом деле открылась дверь, и в сумрак коридора хлынул свет из ванной. И в ореоле сияния пред ним предстала обнаженная дева с распущенными волосами. И руки опущены, и грудь открыта… Не слишком ли много чудес за один день?
Несмотря на сумрак, Агния все-таки заметила Кешу, вздрогнула, подалась назад, одной рукой закрыла грудь, другой низ живота. Но вдруг успокоилась, руки не опустились, но ту же грудь она закрывала уже не так рьяно.
— Феликс?!
Кеша потрясенно молчал. Если Феликс, то можно выставлять напоказ свой срам? И почему она сначала подумала о Феликсе, который опускал ее и втаптывал в грязь? Почему Кеша на втором или даже на последнем месте? А ведь он готов был убивать за нее. Получив за это нож в спину.
— Кеша!
Агния подалась назад, закрыла дверь, но тут же вышла, закутанная в банное полотенце. А Кеша так и стоял, не чуя под собой ног. Как будто над землей парил в ожидании ветра, который мог сдвинуть его с места и унести в комнату.
— Кеша! — Агния, смущенно улыбаясь, медленно приближалась к нему.
— Обнимемся? — едко спросил он.
— А нужно? — Она внимательно смотрела на него и придерживала рукой узелок полотенца, чтобы он вдруг не развязался.
— Феликса бы ты обняла.
— Да нет! — Агния мотнула головой, но убеждала она в том не Кешу, а саму себя.
— Да! — Кеша кивком указал на дверь ее комнаты. Пусть убирается, а он пойдет к себе, видеть ее не хочет.
Агния растерянно смотрела на него, закрывая за собой дверь. Он прошел в свою комнату, нашел в шкафу белье, полотенце. И открывая дверь, мотнул головой, он отказывался чувствовать себя здесь гостем. В конце концов, четвертую комнату Бородулин получил на него. Если что-то не нравится, пусть выписывает и подает на трехкомнатный вариант.
Он мечтал не только об Агнии, но и о ванне. Лечь в горячую ванну, лежать, наслаждаясь теплом и уютом. А если еще и Агния войдет, присоединится к нему… В конце концов, никакая она ему не сестра, не родная они кровь. К тому же у нее очень хорошо получается раздвигать ноги. И не только под Феликсом…
Тем не менее дверь за собой он закрыл на щеколду. Но все-таки все время ждал, что Агния вот-вот постучится… Но нет, ни в дверь она не постучалась, ни в коридоре не ждала, вдруг он выйдет без ничего.
Но подала ему чай с бутербродом и котлетами, когда он наконец-то влез в свой любимый спортивный костюм, чистый, выглаженный, приятно ощущающийся на теле.
— Не помешаю? — натянуто улыбаясь, Агния ногой закрыла дверь в его комнату.
Кеша молча указал ей глазами в изножье своей кровати, где она, кажется, когда-то любила проводить время. Ждала чего-то, а он стеснялся, боялся облапить ее.
Агния смущенно улыбнулась, покорно села, подобрав под себя ноги. И на ней спортивный костюм, но его совсем нетрудно снять. И время есть до того, как мама вернется с работы.
Кеша сел за стол, взял с тарелки бутерброд, откусил от него, запил чаем.
— Не чифирь, конечно, но все равно в кайф!
— Могу и чифирь заварить! — Агния приподнялась, подаваясь к двери.
— И чифирь можешь, и сдать меня можешь, — усмехнулся он.
Агния дернулась, но с кровати не соскочила, напротив, прислонилась спиной по стене.
— Это неправда! Я Феликсу ничего не говорила!
— А звонила кому?
— Когда я звонила? Не мог бы он подойти так быстро!
Кеша пожал плечами. Действительно, он ушел почти сразу после того, как Агния кому-то позвонила. А его уже ждали внизу… Но разве Агния не могла позвонить Феликсу, когда он уже подходил к их дому? И не мог не ответить. Разве она не его, Феликса, шлюха?
— Но ведь он подошел!
И Кеша подошел к Агнии, положил руки на ее колени. Ноги он раздвигал, чтобы видеть ее глаза. Но раздвигал, и она даже не пыталась свести их вместе. Смотрела на него с затаенным страхом, выжидательно. И со смирением. С такой же овечьей покорностью она склонялась и перед Феликсом. Она готова стелить всем, кого боится. А Кешу она боялась, и он видел это.
— Я ему не звонила, — тихо, срывающимся на шепот голосом пробормотала она.
