до конца были не выявлены. Я говорю это потому, что, когда мы встретились с ним в театре Моссовета в работе над «Братьями Карамазовыми», то было ясно, что Бортников может сыграть Алешу, может сыграть Ивана, а я предложил ему Смердякова и Черта. Это роли, выпадающие из амплуа романтического героя, по ведомству которого он всегда числился. В театре мне говорили – «он откажется», но он оказался умнее советчиков. Гена сыграл Смердякова и Черта, и сыграл замечательно. Он нашел какую-то особую пластику для Смердякова и какое-то зловещее обаяние в роли Черта. Жаль, что он не сыграл всего того, что смог бы сыграть, но это был уникальный актер, который приносил славу русскому театру.
(Вечер в ЦДА им. Яблочкиной. 24.V.2014)
Людмила Дребнева,
заслуженная артистка РФ. Театр им. Моссовета
Когда я пришла в театр им. Моссовета, меня ввели на небольшую роль в спектакле «Глазами клоуна». У меня до сих пор перед глазами – все это сумасшествие в зале, а главное – сумасшествие в его сердце каждую секунду, как будто человек умирает, а потом опять… спокойно говорить об этом невозможно.
Но в самый первый раз я увидела Геннадия Леонидовича в тот день, когда шла на сбор труппы. Я оказалась во дворике рядом со служебным входом и было еще какое-то расстояние до двери, и вот навстречу идет Бортников – актер Бог. Он высокий, шаг широкий, он подошел ко входу чуть раньше, подождал меня, открыл дверь и пропустил вперед, причем, не зная, кто я – артистка, буфетчица, уборщица, не важно.
За те одиннадцать лет, что я проработала в театре им. Моссовета, я никогда не слышала от него плохого слова о своих партнерах. Он весь был как натянутая струна. Он мог быть в очень тревожном душевном состоянии, он мог быть в любом состоянии, но, чтобы он не переживал, он никогда ни о ком не отзывался плохо. В человеческих отношениях он, конечно, был безукоризненным.
(Вечер в ЦДА им. Яблочкиной. 24.V.2014)
Валентина Карева,
заслуженная артистка РСФСР. Театр им. Моссовета
Меня распределили в спектакль «26 дней из жизни Достоевского». Я должна была играть Анну Григорьевну Сниткину. Геннадий Леонидович, естественно, был назначен на роль Достоевского. Евгений Юрьевич Завадский, сын Юрия Александровича, начал репетировать.
Репетиции проходили по одной и той же схеме. Приходит Геннадий Леонидович и начинает излагать свое видение сцен, фантазировать по поводу ситуаций, мы пробуем, репетируем, все у нас как-то начинает складываться. И вот я уже дома сижу, закрепляю действие, потому что Геночка будет делать вот так, а я должна как-то по-другому.
Прихожу на следующую репетицию готовая, понимающая, на каком свете нахожусь. Приходит Гена… И – совершенно все другое! Так же талантливо! Так же интересно! Но совершенно все другое. Я снова начинаю приспосабливаться к этому: значит, я буду вот так и так репетировать. Казалось бы, закрепили. И так продолжалось год… Он фонтанировал все время, а Евгений Юрьевич – ему все так нравилось, он на все соглашался, ну, действительно ведь все интересно! В конце концов, через год я просто отказалась.
Достоевский его очень вдохновлял. Гена был очень творческим человеком, и это было очень интересно. Понимаете, он все время что-то придумывал. Но там должна была быть, как у Юрия Александровича Завадского, сильная рука со своим четким видением. В итоге ничего не получилось. Репетиции продолжались, но спектакль так и не вышел. Я даже на него не сердилась, потому что было так интересно наблюдать за человеком с такой потрясающей творческой фантазией.
(Вечер в ЦДА им. Яблочкиной. 24.V.2014)
Евгений Киндинов,
народный артист РСФСР. МХТ имени Чехова
Это было в 1979 году, я играл во МХАТе и однажды мне поступило предложение от Павла Осиповича Хомского, режиссера театра им. Моссовета сыграть Митю в его спектакле «Братья Карамазовы». Тогда не было принято, чтобы актеры одного театра участвовали в спектаклях другого театра. Я подошел к Олегу Ефремову и сообщил ему об этом предложении, вначале, он чуть ли не вскипел, но потом, когда узнал в какой пьесе и у кого играть, дал свое «добро». В театре Моссовета я встретился с блестящей плеядой актеров, в том числе с Геной Бортниковым. На репетициях и во время представления конечно важно общение. Гена, можно сказать, был человеком сдержанным и в нем все время чувствовалась некая загадка. Репетиции были не из легких, потому что материал требовал всего тебя целиком.
Спектакль «Братья Карамазовы» имел большой успех. Прошло сто аншлагов. Спектакль – сложный, по продолжительности идет четыре часа, после него актеры как-то расслабляются, отпускают это состояние. И вот удивительно, что у него этого расслабления никогда не было. Он любил поговорить о сложностях роли, которая требовала чрезвычайного внутреннего наполнения, любил даже больше послушать. Не пытался никогда освободиться от роли, сбросить ее с себя.
Внутренняя напряженная жизнь Гены всегда чувствовалась. Он был или в настоящем или думал о предстоящей работе, о новом проекте. Работал тогда, когда понимал, потому что он влюблялся в роль, и никогда не работал в пол ноги. Я не совсем согласен с тем, что он не был оценен в кино. Он был нетипичен. В нем всегда присутствовал тот внутренний высокий творческий градус, который чувствовался даже, когда он улыбался и был спокоен. Он просто не укладывался в рамки того, что нужно было тогда кинематографу.
(Вечер в ЦДА им. Яблочкиной. 24.V.2014)
Нелли Пшенная,
заслуженная артистка РСФСР. Театр им. Моссовета
Редкий случай, когда актера в театре любят все! Вот его любили. Когда я познакомилась с Геннадием Бортниковым, он был очень успешным актером. Он не ходил, а бегал по лестницам, лучась улыбкой, сияя карими глазами. Позже, спустя годы, он стал ходить степенно, пряча глаза за темными стеклами очков. Словно бы и не он… Но я больше люблю вспоминать его молодого, когда он был баловнем судьбы.
Я играла с Геной во многих спектаклях. Назвать его легким партнером я не могу: он существовал на сцене в своей уникальной манере – чуть пафосной, или точнее сказать поэтической. Словно все вокруг говорят прозой, а он – белым стихом. Мне как его партнерше надо было соответствовать, чтобы не выбиваться из стилистики, но оставаться естественной. Он словно бы провоцировал. Особенно трудно было соответствовать ему в любовных сценах. Будь кто другой на его месте, я бы просто одергивала на репетиции: «Будь проще».
В поставленном у нас спектакле «Маленькие трагедии» по Пушкину, в пьесе «Каменный гость» Бортников был Дон Гуаном, я – Доной Анной. На сцене он был таким веским, таким значительным. В дальнейшем по многим причинам нам пришлось закрыть этот спектакль. На последнем представлении Гена сказал: «Я не могу так расстаться, давайте мы все соберемся у меня». И он нас всех участников собрал. Он плакал. Он благодарил нас. Я помню, как это было трогательно и необычно. Я понимала, насколько для него это было важно.
Другой запомнившийся мне спектакль, в котором мы играли главные роли, – «Дон Карлос» Шиллера. В роли Дона Карлоса он демонстрировал какую-то особую отстраненную манеру. Поэтический театр был ему очень созвучен. И каждый раз, когда я выходила с ним на сцену, я не знала, что он сделает в данную секунду. Я смотрела на него, как кролик на удава, и шла за ним, пока он меня не отпускал. И долго еще потом оставалась под воздействием его магии.
Он был очень азартным человеком, гостеприимным хозяином. Мало кто знал, что при всей экстравагантности он был очень деликатным и даже застенчивым. В последние годы мы оба редко бывали в театре. Было грустно смотреть, как он мается без настоящей работы и от этого быстро стареет. Он из тех актеров, которым надо было помочь достойно перейти на возрастные роли. Никто не помог. Он не сломался, но и не справился.
(ЦДА им. Яблочкиной. Вечер, посвященный 70-летию Г. Л. Бортникова. 2009 г.)
Леонид Евтифьев,
заслуженный
