артист РФ. Театр им. Моссовета
В жизни более красивого юноши я не встречал. В свои юные годы Гена был уже кумиром. В театре, первой, его поддержала и дала ему путевку в жизнь Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф. Завадский ставил на него спектакли. Его слава была громкой. Люся, верная его почитательница, на его спектаклях всегда сидела в первом ряду в проходе, она не приходила только, если заболевала. Но после ухода Завадского и Анисимовой-Вульф у Гены образовалась огромная пауза. Отношения с тогдашним директором театра не сложились. Конечно он был ранимый, чувствительный, любил, чтобы его игру отметили, похвалили.
Более тесно я начал общаться с ним уже в поздние годы, играя вместе в его последнем спектакле «Прихоти любви или капризы Марианны», в котором он был автором инсценировки и художником. Одну из главных ролей в этом спектакле он играл весьма достойно. Но, если в юности, будучи в первых рядах театральной элиты, он был отстраненно недоступным, то при близком общении он оказался мягким, тактичным, человеком, умеющим и говорить, и слушать.
Помню вечер в ЦДРИ, посвященный А. С. Пушкину, на котором он читал стихи Пушкина. Вообще он всегда пользовался большим успехом у публики, читая Пушкина на творческих вечерах в своей особенной оригинальной манере. Гена попросил меня тогда подготовить шутливый номер от имени Ю. А. Завадского. Помнится, я тогда сказал: «Гена, ты очень хорошо читаешь стихи Пушкина и достоин медали великого поэта, но смотри, как бы тебя с медалью не опередил Зюганов, если он надумает прочесть стихотворение «Октябрь уж наступил». Тот импровизационный диалог сорвал громкие аплодисменты. Впоследствии Гена сказал, что его наградили медалью им А. С. Пушкина.
На его похороны пришли его верные поклонницы, которые сопровождали его в течение жизни, уже постаревшие, они стояли в сторонке, а потом сказали о нем очень умно, трогательно и взволнованно.
Гена всегда мне был очень симпатичен, и я всегда вспоминаю о нем как об очень талантливом актере и очень достойном человеке.
Асаф Фараджев, театровед,
основатель музыкальной лаборатории «АУДИОТЕАТР»
Я нашел его телефонный номер в своей записной книжке и позвонил. За тридцать лет, с тех пор как мы виделись в последний раз, ничего не изменилось, включая номер телефона. Я хотел записать его голос как магический инструмент этого артиста. Потому что наряду с его пластикой – я не говорю о его душе – голос Бортникова для меня есть и навсегда останется загадкой.
Мне не хотелось делать эклектику из произведений Пушкина и других авторов. Я предложил ему записать антологию всех его главных сценических героев. Я знал, что Бортников и его голос меня не подведут. У нашего звукооператора вытянулось лицо, когда он услышал, как сегодняшний Бортников произносит текст Володи, «розовского мальчика», из пьесы «В дороге». И тут стало ясно, что для искусства возраста нет. Умер он в тот день, когда я должен был отбирать с ним фотографии для аудио-альбома. Я достаточно долго видел Геннадия Леонидовича на сцене и могу сказать, что в каждой его роли жила роль, которую он так и не сыграл, но всегда мечтал о ней. Это – роль Гамлета – неосуществленная работа Юрия Александровича Завадского.
(Вечер памяти Г. Л. Бортникова в ЦДРИ. 24.X.2007)
Ольга Остроумова,
народная артистка РФ. Театр им. Моссовета
Я встретилась с Геннадием Леонидовичем во второй половине его творческой карьеры, в его последней работе. Мы играли «Провинциалку» Тургенева в спектакле «Муж, жена и любовник». Мне было очень легко с ним играть. Не будучи москвичкой, я не видела его в постановках в его юные годы, но я знаю, что это был триумф, триумф как у наших старейших российских актеров – Станиславского, Комиссаржевской, когда студенты поднимали и несли на руках карету. Что наш успех по сравнению с тем триумфом. И мне подумалось, как после этого можно было остаться таким изумительным, удивительным человеком как Геннадий Бортников.
Он тогда уже не имел ролей, но, как я понимаю сейчас, он жил такой же насыщенной внутренней жизнью. В нем был необыкновенный талант и сам он был уникальным человеком. Когда я его встретила, это был уже пятидесятилетний Бортников, но я увидела такого же одухотворенного человека, совершенно не обозлившегося на мир, по которому никогда не скажешь, что у него не складывается судьба, и только очень грустного. Я несколько раз встречала его в театре еще до начала нашей совместной работы, он такой же был доброжелательный, но грустный, грустный человек. Никого никогда ни в чем не упрекал.
В наши времена, когда романические герои не нужны, он был последний немыслимо высокий романтический герой и такой же, как ни странно, человек. В нем было достоинство человеческое, которое он никому никогда намеренно не демонстрировал. Когда он не играл, он учил всех, кто его видел, (никого научить конечно нельзя) вот этому достоинству. Оно не позволяло ему ни обижаться, ни винить кого-то, а воспринимать жизнь как она есть. Весь Бортников от начала до конца, словами Марины Цветаевой, это – «урок верности, урок судьбы, урок одиночества».
(Вечер памяти Г. Бортникова в ЦДРИ 24.X.2007)
Голоса зрителей
* * *
Сейчас, когда жизнь все больше становится похожа на калейдоскоп, вращающийся со скоростью, несовместимой с возможностью как следует рассмотреть картинку, сейчас, во времена клипового мышления и ярких обманок, «не обеспеченных золотым запасом» таланта, хочется оглянуться в поисках несуетного, живого и настоящего. Как сказано у Андрея Вознесенского: «не по прошлому ностальгия – ностальгия по настоящему».
О моссоветовцах первого поколения гнезда Завадского написано много. О тех, кто вышел на театральную сцену в 60-е, уже меньше. Они появились вместе с оттепелью и впитали в себя ее свободу, они расправили крылья – и стали кумирами своего поколения.
Один из самых ярких представителей того поколения – Геннадий Бортников. В последнее время все чаще стало появляться выражение «универсальный артист»; так это – не про Бортникова. Это про мастерство, профессионализм, умение виртуозно владеть техникой: то, что можно разложить по полочкам, препарировать театро – кино – и прочим – ведам. Это, так сказать, горизонтальный пласт. Так вот, Бортников – «это, братцы, о другом». О том, что не поддается логическому осмыслению, а просто во время спектакля где-то наверху открывается дверца в иные сферы – там, где воздух прозрачнее, где со смыслов облетает ненужная шелуха и они предстают в изначальной чистоте и первозданности, и ты сам, не замечая того, растворяешься в этом, забывая, что твоя задница покоится в кресле зрительного зала. Таких актеров немного, единицы; например, Иннокентий Смоктуновский. Иногда на спектакле эта дверца в высшие сферы не открывалась; ну что ж, на все Божья воля. Говорят, он часто опаздывал на спектакль, а иногда и вовсе не приезжал; что ж, опять можно вспомнить цитату, уже из Высоцкого: «поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души». Так и актеры, настоящие, инструмент которых – собственная душа.
Жаль только, что за свой дар часто приходится платить слишком высокую цену в этой земной жизни.
Елена Кратова
* * *
Я всегда была театралкой, но предпочитала музыкальный театр и по любви к опере и по своему образованию – хормейстер. Ходила в Большой театр, тогда это было реально. В сад «Аквариум» мы бегали на фильмы в летний кинотеатр в глубине сада с тем же названием. И, проходя мимо театра им. Моссовета, пожимая плечами, я частенько недоумевала: «Кто ходит в драматические театры…?» Но вот в 1967 году моя подруга потащила меня в кинотеатр «Художественный» на премьеру фильма «Взорванный ад». Фильм представляла вся съемочная группа. Когда мы вышли после просмотра, то почему-то остались и решили подождать. И вот неожиданно выходит Гена. Мы с ним еще постояли, поговорили, спросили, где его можно увидеть? И вскоре пошли в театр им. Вахтангова – в нем моссоветовцы играли по вторникам – на спектакль «Затейник», в котором он был занят. Билеты купили свободно, сидели чуть ли не в первом ряду. Позже мы приглянулись кассиру театра им. Моссовета Вере
