тоже начали называть Твискер. Тамошним жителям новое название казалось более значительным, и они хотели создать впечатление, что хутор назван по шхере.
Но это было неправильно. Хутор находился далеко от Твискера, и его название не имело ничего общего со скалами, затерянными в океане. Хутор так назвали по загону или загонам для скота. Там неподалеку протекал ручей Квиау или Квиаур-Мири. Загоны появились достаточно давно, потому как еще в Книге о заселении Исландии говорится, что Хроллауг занял землю от мыса Ходн до речки Квиау.
Но где могли находиться эти загоны? Было бы интересно это выяснить. Скорее всего, они располагались немного к востоку от реки Квиау, потому что люди с Квискера не переходили через поток, чтобы доить овец. Интересно, какая у загонов была длина и ширина? Были ли они постоянные или передвижные? И сколько там помещалось овец? Как много давали молока? А исландские овцы в те времена выглядели так же, как и сейчас? И каков был облик у доивших их девушек? Что у них происходило в жизни? Были ли у кого-либо из них возлюбленные, с которыми они сидели на берегу красивого озера к востоку от хутора Квискер солнечным воскресным утром? Говорила ли девушка, придя от загона, своему кавалеру: «Я буду любить тебя до скончания веков!» и взлетала ли в этот момент с расположенного сзади камня маленькая трясогузка? Могло ли подобное происходить в древние времена?
Я об этом часто думал. Но никто во всей сисле Восточного Скафтафедля ничего об этом не знал. Исландцы позабыли свою историю напрочь. А все потому, что они не понимают ни песню стены загона, ни секреты ясного воскресного утра на берегу озера.
Шхера Твискер оказывала более заметное влияние на жителей хуторов Брейдабольсстадюра, чем что бы то ни было в мире природы. По ней определяли, какая будет погода, и эти прогнозы всегда сбывались.
У этого островка, представляющего собой твердую скалу, была одна особенность – он выглядел так, как будто у него нет постоянной формы. Твискер менял высоту и даже положение практически каждый час, словно живое чудовище, вылезающее из моря. Иногда шхера едва возвышалась над водой, порой будучи практически невидимой или даже исчезая совсем. Тогда люди говорили: «Твискер затонул» или «Теперь на Твискере сухо». А если сена было много и навоз сухой, то все радовались, кроме меня. Но и я бывал доволен, как и все, если на следующий день мы шли в поход, плыли на лодке или ходили по ягоды.
А когда шхеры возвышались над морем, время от времени опускаясь, а потом опять внезапно поднимаясь, находясь таким образом в постоянном движении, люди ужасались, если на лугах лежало много сена или кизяка. В таких случаях говорили: «Твискер начал вставать на дыбы. Сегодня ночью или завтра утром будет шторм», и это сбывалось всегда – непогода приходила с восточным ветром и осадками. Я не видел ничего плохого в этих движениях шхеры, но если на следующий день я собирался заниматься чем-нибудь более интересным – вот тогда мне на это чудо-юдо и смотреть было противно.
Вот так мы и жили в постоянном страхе перед причудами Твискера. Будет ли он сегодня опять вставать на дыбы? Или же затонет? В годы моей юности это было одним из самых насущных вопросов для жителей хуторов Брейдабольсстадюра.
18
За хутором, к северу от низины, находились заросшие травой бугры, полянки и холмики с двумя ложбинами – Недри-Лауг (Нижняя Ложбина) и Эври-Лауг (Верхняя Ложбина), и постоянно журчащим ручейком. Недри-Лауг располагалась ближе к хутору, в ней можно было спрятаться от взрослых, норовивших надавать тебе поручений. В Эври-Лауге находились небольшие заросшие травой ямы, часто заполненные водой. Если светило солнце, вода была теплой, и мы, детишки, совершали там первое в нашей жизни купание.
Неподалеку виднелись следы довольно крупных древних развалин продолговатой формы. Их возраст наверняка составлял много веков. Никому не было известно, какую роль это почти что исчезнувшее строение играло в свое время. Может быть, там был огромный загон для овец или ограда пашни еще со дней первопоселенца Хроллауга?
От холма Балар шел подъем в гору. Внизу на поросшем травой склоне было несколько лужиц с чистой как серебро родниковой водой и дном, покрытым песком, который казался живым, если смотреть на него сквозь воду. Эти лужицы назывались Ди (Топи).
Выше начинались мхи, отсыпи, полянки, кочки, холмики и впадины. Над ними находилась полянка Дия-Торвюр, с которой открывался вид на море. Но спокойно смотреть на него было невозможно, потому что на полянке обитало множество черных слизняков, стремящихся на тебя заползти. Это были в определенном роде таинственные существа. Никто не знал, откуда они появлялись весной и куда исчезали осенью. У слизняков было по два рожка, и я слышал, что если зажать их пальцами и загадать желание, то оно сбудется. Один знающий человек сказал мне так, чтобы никто не слышал, что при солнечном свете слизняки занимаются «этим». Я никогда не слыхал, чтобы так делали жители Сюдюрсвейта, так что это показалось мне странным.
Ниже Дия-Торвюра находилась красивая лощина Эйдню-Кваммюр (Лощина Судьбы). Я часто размышлял над происхождением этого названия. Мне оно казалось весьма многозначным, за ним наверняка стояло что-то особенное и в какой-то мере судьбоносное. Но я так и не смог выведать, откуда произошло это название, никто этого не знал. К востоку чуть выше по склону находилась красивая полянка Бейна-Торва (Поляна Костей). Кто лег там костьми? Этот вопрос погружал меня в глубокие размышления.
На склонах повсюду встречались валуны. При беглом взгляде они покажутся безжизненными камнями. Но если долго смотреть на них, они будто начинают обретать жизнь и индивидуальность, прямо как люди. Некоторые валуны неподвижно смотрели на хутора многие десятилетия, другие – долгие века, и мне казалось, что эти камни знали все, что происходило с людьми, живущими внизу. Я испытывал почтение по отношению к этим детям Создателя, никогда не ходил на них по малой нужде или около них – по большой. Еще одна причина, почему я это не делал, – боязнь скрытого народа[73].
У самого основания склона в ста двадцати одной сажени от Хали шла проезжая дорога. По сути, это была тропа с естественными изгибами и излучинами, выбранная лошадьми, коровами, овцами и людьми и протоптанная их копытами и ногами в течение сотен лет. Эта дорога активно использовалась, и по ней можно было быстро скакать на коне.
Когда кто-либо проезжал
