в Хасавюрт и выдал бабла на растворитель, а какой-то юный организм взял и кокнул? Верно же?! А вдруг то не рукожопость, а самая настоящая диверсия за-ради подрыва Уставных отношений и вообще?!
Что через полтора года меня догонит мой личный дембельский аккорд, ровно когда над нами пройдёт в полк МИ-8, а нам ещё ехать туда, а бэтэр сломался и… И мы заведём с толкача, спустив под склон, бэшку, но потом нашим аккордом окажется подъём на две соседние сопки двух ЗУшек и вертушка уйдёт без нас и мы через сутки побежим в случайную прямо по минному полю и потом под нами понесётся зелёнка почти летней Чечни 2000-го, а по бокам, покачивая пилонами с НУРСами, будет лететь пара «крокодилов», а потом будет Моздок, Крас и поезд домой…
— Подъём, воин!
Какой-то прапор смотрел на меня крайне недовольно.
— Расслабилось, тело?
Деды-дембеля отозвали его, и прапор куда-то слился. Карта рисовался для министра МВД Дагестана и комполка желал подарить её на день милиции, потому нас торопили.
— Ты это, — сказал сержант, — не спи. Делай вид, что занят.
Я понял, кивнул, достал чистый лист из пачки на столе и взял ручку.
За стенами выл ветер, тут пела садовая печка, чаю нам давали сколько хочешь, а без книг вдруг стало скучно. Близко не знал о тёмном фэнтези, но рисовал тогда именно его. Суровых эльфийских следопытов, лес белых деревьев, связанную девчушку в разодранном платье, небо и парящего коршуна.
— Хера се ты художник, — сказал один из дембелей, — подаришь?
— Я ж не закончил.
— Ну, ты ж ещё и не уехал, — резонно сказал он, — закончишь?
Ну да, закончу.
Вечером ноги несли меня в РМО, где обнаружился Лёха в компании неизвестного накачанного военного и противня с жареной картошкой.
— На запах пришёл, — сказал качок, — пиздец нахуй блядь, одни едоки.
— Есть попить?
— Бачок с чаем вон, — сказал Лёха — возьми кружку там.
Я взял, черпнул, хлебнул, поперхнулся и охренел. Во рту масляно переливался оставшийся привкус и запах только что проглоченной кружки соляры.
Кавказцы, проволока, туман и черепа
— Художник, там пацаны с пятой роты тебя зовут.
Мне сиделось хмуро, во рту ещё мерзко отдавало дизелем, но хотя бы перестало мутить. Какие пацаны с пятой роты могли меня звать — совершенно не колыхало. Какой смысл?
— Сходи, Дима, — сказал Лёха, — нормальные пацаны. — Мало ли, чего? А со штаб появятся — скажу, ты в санчасть пошёл, дрищешь там или бэтэры.
— Куда идти-то?
— Вон туда, за вертолётку, пройдёшь там, повернёшь и спросишь где распалага.
Мы служили непугаными расслабленными идиотами. Палатки выстроились в линию, подразделение за подразделением, склад боеприпасов — шаг сделай и вот оно, арт-тех-вооружение, патроны, мины, гранаты, прочая байда. Нас могли бы накрыть просто с миномётов, не говоря о чём-то серьёзнее. Захоти травануть кто-то ТГ — пройди к ПХД, кидани в воду какого-то дерьма и ведь выгорит. Вся суть войны всегда одинаково — бардак, пиздёж, байки со слухами, опыт через кровь, пот, смерти и мозоли, как будто заранее не подготовиться.
Вот и тут — пиздуй в пятую роту, пройди там, сверни тут и пришёл. Никто не остановит, все знают. Ну, прёт себе куда-то боец, смахивающий на духа, и чего? А если я диверсант, шпион или, что хуже, проверка со штаба, смахивающая на духа? То-то и оно, никому ничего такого не думалось, мы стояли в Дагестане как Бог на душу положит, и нам повезло в одном: тогда ещё не было войны.
Утро оказалось промозглое, холодное и безветренное. Солнце не продралось через низкие серые тучи, кажущиеся снежными. Дома, из таких-то чудищ, к обеду повалило бы будь здоров, а здесь не летела даже крупа, лишь моросило да моросило, оседая на бушлат, расквашивая и без того липко-скользкую жижу под ногами. Туман стелился сметаной, вился вокруг машин у склада, закручивался у редких деревьев и мешал видеть дальше пяти-семи метров.
Сверху, изредка показываясь белым тусклым пятном, всё пыталось выбраться солнышко.
Я шёл в указанную сторону, месил грязь, кисшую под уже так себе держащимися подошвами с каблуками. Мимо, раскидывая ошмётки и жирно летящие комки, прорысачили разведдухи, тренирующиеся под командованием ещё не уехавшего домой старшего разведчика Романа, бывшего на нашем КМБ. Роман бежал сурово, оглядывая вверенное стадо, и мне досталось лишь злобных взглядов недавних хорошо знакомых пацанов.
БТР, идущий с ИРД, выгреб через сизую мглу ровно корабль викингов, идущий на грабёж средневековой Англии — рассёк туман остро-щучьим носом, мягко прогудел отлаженным движком и прокатился откуда я шёл. Пришлось посторониться и, когда движок затих, за спиной не особо ласково зарычали.
В полку имелось две породы служебных собак: спаниели и кавказцы, первые для инженерно-сапёрной роты как миноискатели, вторые ради караульной службы. Я принял правее нужного, отойдя от основной дороги, и упёрся в парк. Парк, само собой, автомобильный, в самый дальний его кусок, и, конечно же, его-то вовсю охраняли именно кавказцы, посаженные на цепь, бегущую по туго натянутой проволоке. А спасло меня только наличие колючки, звенящей консервными банками от злобы двух большущих псов, рвущихся ко мне.
Они не лаяли и даже рыкнули-то ровно один раз, беззвучно разевая оскаленные серо-бледные пасти, блестевшие слюной на клыках, серые глаза видели во мне мясо и очень сильно говорили о желании добраться до моей тушки.
— Ебать-колотить, — сказал я сам себе и почавкал куда-то дальше от молча хрипящих паскуд размеров с хорошего телёнка. — Ёб твою намотай, никогда не заведу собаку.
На пятую роту удалось выйти быстро, явно подействовал адреналин от собачек, спасибо им большое. И…
Пацаны оказались хорошими. Два дембеля, один коляще-рисующий, второй тупо любил металл. Ему-то и делалась огромная, от шеи и почти до локтя татуха с черепами, готическим замком и чем-то ещё, неуловимо напоминающим Кастельванию. Если б не призыв осени девяносто шестого, принял бы хозяина наколки за поклонника «Дракулы» Копполы, честное слово.
— Сам колешь?
— Не, — я мотнул головой, — чёт немного страшно.
— Не ссы, душара, — хохотнул кольщик, — ты глянь — у меня тут тени не получаются. Что думаешь?
Мы подумали в три головы, предложенный вариант устроил всех, но вот окончание не задалось.
— А что это за расслабленное тело, воины? — нагло-ухарски поинтересовались из-за спины. — И чего вы настолько охуели, что даже не прячетесь от моего острого взгляда, а?!
Старлей Пётр
— А что это за расслабленное тело, воины? — нагло-ухарски поинтересовались из-за спины. — И чего вы настолько охуели,
