понял.
Теперь она улыбалась, но его не отпускало чувство, что он углубил разрыв между ними, что каждым словом он отодвигает ее все дальше. Почему они весь день ссорятся?
– Расскажи, как там Джи, – попросила она. – Ты ни словом о нем не обмолвился.
– Думаю, хорошо. Он вполне счастлив в Гарварде, у него там куча друзей.
– Но сейчас, – Беа поникла, – он будет нужен вашей маме. Вы оба нужны, но он в первую очередь.
Он понимал, что она права. Даже если бы не его женитьба и ребенок, который скоро появится, Джеральд все равно нужен маме больше.
Лондон вокруг был сейчас таким, как он и ожидал. Пасмурный, дождливый, солнце проглядывает лишь изредка.
– Чем он хочет заниматься дальше, не знаешь?
– Понятия не имею. Психологией, скорее всего. Он что-то говорил про аспирантуру, но я не уверен. А еще он занимается с детьми из Маленькой Италии.
Беа улыбнулась:
– Представляю. У него благородная душа вашей мамы. И ее терпение.
– Угу.
Пускай уже скажет прямо, что разочаровалась в нем.
– Но как бы то ни было, – нарочито радостно произнесла Беа, – ты скоро станешь отцом. Забот у тебя будет полон рот. Твоей маме понравится быть бабушкой. Уверена, ей не хватает маленьких ребятишек вокруг. И ей будет чем заняться – теперь, когда ваш отец умер. – И Беа отвернулась, сморгнув слезинку.
Уильям не хотел говорить об отце. Вполне достаточно быть рядом с ней, знать, что она тоже горюет, даже если они и спорят, и ссорятся по любому поводу. У них ведь так и было заведено, верно? Потому он и приехал. Но сейчас он уже устал гулять и изображать из себя туриста. Он хотел обратно в ее квартиру, где Беа принадлежит только ему. Его поезд уходит завтра рано утром, у них осталось так мало времени.
Беа
Странно и непривычно проводить так много времени с Уильямом. В конце концов, они ведь редко оставались наедине надолго. Даже летом в Мэне, когда вместе подрабатывали на материке, они были слишком заняты делами. А дома постоянно кто-нибудь болтался рядом. Его неуемная энергия – вечно он спорил, вечно задирался – была утомительна. Она уставала от него. Но было в нем и нечто смутное, скрытое глубоко внутри, своего рода печаль, которая существовала всегда, но сейчас стала гораздо более явной. Не просто скорбь из-за утраты отца. Рядом с Уильямом Беа начала скучать и по всем остальным. Неожиданно для себя она в тот день много раз вспоминала о Джеральде.
Утром Уильям уедет, и вернется в Америку, и женится на Роуз, и создаст свою семью. У него начнется совсем новая жизнь. Беа вспоминала, как важно ей было узнавать о прошлом их семьи. Она слышала множество историй про семейство Грегори – историй, которые происходили еще до нее, но воображала их так живо, будто сама участвовала. Беа пыталась, изо всех сил пыталась сплести свою жизнь с их жизнью. И никогда не думала, что им предстоит разное будущее. Что появятся две линии, ведущие в совершенно разных направлениях.
И конечно, она не предполагала, что все закончится именно так. Она горевала по мистеру Джи, но так же горевала и по Уильяму, когда тот стоял рядом с ней на платформе метро и они ждали поезда, который отвезет их домой. Она тосковала по мальчику, которого знала. Она всегда хотела быть с ним. Если бы он не приехал, она продолжала бы жить памятью о нем. Пригрохотал поезд, Беа вошла в вагон, держа Уильяма за руку, почти втащив его за собой.
По пути домой они прошли мимо магазина, и он спросил, не надо ли чего-нибудь прихватить к ужину. Беа порадовалась – не хотелось еще куда-то идти. Еды дома было достаточно, так что она помотала головой, и оставшиеся несколько кварталов они прошли молча, но все так же держась за руки. Ей хотелось поужинать, выпить вина и забраться с ним в постель. Необязательно в таком порядке. Необязательно заниматься сексом, просто обнять его. И чтобы он ее обнимал. Понять, без слов, что это последний раз, когда они вот так смогут быть вместе. В следующий раз, когда они увидятся, все будет иначе.
Уже смеркалось, и она не взглянула на окна квартиры, как делала почти всегда, возвращаясь домой. Это было вроде рефлекса. Но сегодня вечером она почему-то этого не сделала, и когда они поднялись по лестнице и открыли дверь, разгоряченные и смеющиеся, навстречу им из кухни вышла мама.
– Что ты здесь делаешь? – Беа поспешно бросила руку Уильяма. – Ты же должна быть в Испании.
Мама, не отвечая, сразу обратилась к Уильяму, вытирая руки подолом фартука:
– Я Милли, мама Беатрис.
Уильям вежливо, с улыбкой кивнул:
– Очень приятно познакомиться с вами лично, миссис Томпсон. Простите, так правильно вас называть?
– Лично? А мы знакомы?
– Мама, – встряла Беа, придерживая мать за руку, – это Уильям. Уильям Грегори. Он путешествовал по Европе и заехал по пути домой. Завтра утром у него поезд в Саутгемптон.
– Уильям… – протянула мама. – Ну надо же. – И посмотрела на Беа, и по ее глазам Беа поняла, что мать видела разложенные по полу фотографии, и кухонную раковину с бокалами из-под вина и грязными кофейными чашками, и ее спальню со смятой постелью, и комки презервативов на полу. – Как жаль, что я не знала! Я бы приготовила на ужин что-нибудь особенное. А так у меня всего лишь омлет.
– Звучит отлично, спасибо большое, – сказал Уильям. – Я не очень голоден. Хотя и устал. Ваша дочь устроила мне сегодня грандиозный тур по Лондону. Мы были – где, Трис, мы были? – ах да, в музее, в Тауэре, в Букингемском дворце.
Он уселся на диван, на то самое место, где сидел накануне вечером, положил ноги на табуретку, якобы не замечая ледяного маминого взгляда. Но Беа знала, что все он замечает, судя по тому, что не назвал ее Беа. Он продолжал рассказывать про то, как они провели день. Мама кивала и улыбалась, Уильям не умолкал, а Беа хотелось провалиться на месте. Она ни за что на свете не собиралась знакомить маму с Уильямом. Это совсем ни к чему.
Вернувшись из Америки, она через некоторое время встретилась с девочками, которые тоже там жили. Одна – в Вирджинии, другая – в Нью-Йорке. Их матери сумели иногда навещать их. Беа довольно долго не понимала, почему ее мама никогда не говорила о такой возможности. И вот однажды за ужином она спросила, не собиралась ли мама
