Морской, как в детстве.
13. Бой у Калинового моста
И дни летят серой пеленой, Жизнь пуста без нее одной.
Канцлер Ги. История Воршулы.
Долго ли, коротко ли, доставили мавки под руководством Золотой Рыбки лодку с Иваном под Калинов мост. И сказками они пытались молодца развлекать по дороге, и песнями, и красой своей неземной, да только кивал им Иван и о своем думал. Как бы ему Ясю свою увидеть в зеркале волшебном. И что ей сказать. А чего не говорить лучше. И как назад вернуть или до нее как добраться.
— Только Горыныча до ночи не тревожьте, — наказала одна мавка. — Днем он спит, и если разбудить его, в три раза сильнее злится.
Выскочил Иван на берег, котомку за плечом одернул, на плечо энто опустился ему Вещий Олег.
— Улыбнись, Иванушка, радоваться надо, — прокаркал на ухо. — Скоро Ягу найдешь.
— Я думал, врут это все, что ни дня прожить без любимой нельзя. А это правда, Олежка, оказалась. И свет мене не мил, покуда Ясю не найду.
Золотая Рыбка подперла щеку ладошкой, да на смурного Ивана-дурака смотрела.
— Он всегда такой? — спросила у ворона. — Всю дорогу ни слова не сказал, лежал в лодке, в небо смотрел да вздыхал... Рыцарь печального ордена!
— Не-ет, — протянул Ворон. — Он у нас Иван-весельчак всегда был, бабу Ягу смешил.
Бросил Иван котомку под куст, на землю сам опустился, руки под голову положил, а на лицо — шляпу.
Ждать — так ждать. Советов мудрых слушаться стоит. А Калинов мост — мост как мост. И небо — как небо. Зорька вечерняя скоро. Значит, отвечерять надо, прежде, чем с Горынычем разговаривать да в мир подземных пещер спускаться. Силы нужны.
Вот только ни есть, ни пить Ивану не хотелось.
— Лихорадкой любовною такое кличут, — со знанием дела вещал Олег Вещий.
Вздохнул Иван. Лихорадкой, так лихорадкой. Ладони под щеку положил, на бок развернулся да и снова задремал.
И снилось ему, будто снова он с Ясей в речке Смородине купается, и смеется она заливисто, и брызгами радужными земля полнится.
Золотая Рыбка бродила-бродила по берегу, да и затрясла Ивана за башмак:
— Просыпайся, Иван-дурак! Научи меня веночки плести!
Сел Иванушка, глаза протер, испуганно на девицу в платье золотом косится.
— Что?!.
— Веночки, говорю, — надула Золотая Рыбка губки алые. — Все девицы умеют, а я нет...
Хмыкнул Иван-дурак.
— Так у девиц пойди и поучись. Коль отпустил тебя отец, вольна ты идти на все четыре стороны.
— Нет, — возразила ему Золотая Рыбка, — сказала мне мавка, что с тобой судьбу я свою встречу, а коль не ты это, Ивашка-дурашка, то все равно от тебя не отстану... Ой!
Замерла Золотая Рыбка, увидела что-то. Оглянулся и Иван-дурак.
К Калиновому мосту подбегал Серый Волк, а верхом на нем сидел не кто иной, как Иван-царевич, да на руках у него спала Елена Прекрасная.
— Иван-царевич! — воскликнул Иван-дурак.
— Иван-дурак! — удивился и Иван-царевич.
— Что ты здесь делаешь?! — в один и тот же час вопросили.
А Серый Волк затормозил поспешно, и едва не вылетел Иван-царевич со своею невестой носом вперед.
— Ваня! — обрадовался и Волк, да хвостом завилял, да к нашему Ване бросился.
А царевич с королевишной спящею в траву упали.
Запрыгал Волк вокруг Ивана-дурака, хвостом виляя, а Золотая Рыбка смотрела и диву давалась. Вещий Олег пояснил дочери Царя Морского:
— Это друг... то есть, недруг... тезка, в общем, Ивана нашего, дурака.
— Волк?
— Нет, я про царевича. Волк... ну, он Волк.
Подошел Иван-царевич к Ивану-дурак, да Иван-дурак к Иван-царевичу.
— Я за зеркалом волшебным.
— А я за водою живою.
— Умер у тебя кто, царевич?
— Елена... не Еленой Прекрасной оказалась, — вздохнул царевич, а Волк прижал уши да попятился за спину Ивана-дурака. — Что хоронишься, друг ситный? Кого мне подсунул? Рассказывай!
Бедный Волк Серый — делать нечего — признался Ивану-дураку, что далече было в королевство Елены Прекрасной ехать, вот и сообразили они с Вещим Олегом побежать в дом семи богатырей, гроб камнем разбить да царевну выкрасть. А она не спящая оказалась, а мертвая. Правда, все равно ворочается иногда. Значит, надежда не потеряна.
— Видишь? — показал беду свою и любовь Иван-царевич дураку-Ивану. — А я ее больше жизни люблю...
Почесал затылок Иван-дурак под шляпою.
— Двое уже с лихорадкою любовной,
