Эльвира Суздальцева
Внучка Бабы Яги
Внучка Бабы Яги
Жила-была Баба Яга в старом лесу. В одну сторону от леса болото, полное нечисти, а поодаль несколько деревенек. Жители деревенские побаивались, но уважали старуху — всегда подскажет, советом поможет, лекарство нужное даст. Мирно жили, не мешали друг другу.
Пришёл как-то раз к Бабе Яге добрый молодец, из себя красавец. Косая сажень в плечах, головой потолок скребёт, усы лихо подкручены. Поклонился он ей, как положено, и сказал:
— Поговорить пришёл с тобой, Ягинюшка. Хочу город новый построить. Да вот видишь ли, какое дело — твоя избушка ровно посередине того места стоит, где я его заложить решил. Не подвинешься ли, не договоримся ли, будем жить как добрые соседи?
Как подняла тогда Баба Яга шум:
— Ах ты, смертная поганка! Ещё чего! Не бывать этому! Тысячу лет моя изба здесь стояла и ещё столько же простоит! И предки мои тут жили, новая Яга придёт, тут жить будет!
Шумела Яга, метлой замахивалась. Посмурнел тогда добрый молодец и сказал:
— Ну добро же. Не хочешь по-хорошему, по-плохому будет.
А по-плохому с Бабой Ягой не так-то просто справиться. Оградила она свою избу охранным заклятием, обнесла огнём человеческих черепов — не подобраться! Начертила на земле вокруг леса с болотом запретную линию — ни в ту, ни в другую сторону не переступить. Строят город люди, топорами стучат, запах дерева обработанного доносится. А к избушке никак подобраться не могут. Только видят, как Яга вечерами вылетает в ступе, погоняет помелом и хохочет:
— Эх, вы! Строители! Строите, строите, да не достроите!
Махнёт рукой — и всё построенное за день рассыпается в прах. Строители замучились уже. А добрый молодец пригорюнился крепко — как быть, как старуху упрямую с места насиженного подвинуть? Но так и не вышло у него ничего — проще город подвинуть оказалось.
Наконец, надоело Яге людям пакостить, отвернулась от строящегося города, будто и нет его вовсе. Повернулась избушка к болоту передом. Как ни старались люди, не сумели они черту переступить.
* * *
Однажды возвращается Яга домой с ночного полёта, видит — у порога кот сидит, умывается. Сам чёрный, а одно ушко рыженькое. Хороший кот, сразу видно. Яга потянула носом и рявкнула:
— Чу-у! Человечьим духом пахнет! А ну выдь-покажись!
Вдруг слышит — сопит кто-то под крылечком. Глядь — а там девчушка сидит, годков шести от роду. Сидит, куклу тряпичную к себе прижимает. Сама всхлипывает, но видно — смелая, глядит на Ягу во все глазищи, зелёные, как трава болотная. Одёжка рваная, лицо чумазое, волосы в косы заплетены неумело, но старательно.
— Ты чья будешь такая?! — замахнулась на неё Яга. — А ну брысь отсюда! Проваливай!
Кот рыжеухий выгнул спину, вздыбил шерсть и ка-ак зашипит на Ягу. Та аж попятилась от неожиданности — где это видано, чтоб звери на неё, хозяйку леса, бросались. Наоборот, боятся все, а тут вишь ты. А кот нашипелся и прыгнул девочке на колени, лёг, помалкивает, да на Ягу посматривает.
— Ишь какой защитник нашёлся, — буркнула Яга. — Вылазь давай. Как звать-то тебя? Взялась откуда?
— Ковалёнка я, — ответила девочка. Голосок опять же дрожащий, но смелый. — Я с севера сюда пришла. Одна я осталась, родители умерли, на воспитание меня злой бабке отдали. Я и сбежала. Долго плутала, вижу, избушка твоя стоит, решила попросить погреться.
— Погреться ей, — сказала Яга. — А с чего ты взяла, что я добрая? Как черту мою переступила?
— Рыжик мой меня сюда привёл, — сказала девочка. — Он не ошибается. А черты я не видела никакой. Болотники меня по тропе тайной провели, лешие ветки деревьев раздвинули милостиво, а когда устала, медведь-батюшка на холке прокатил.
— Ишь ты. Приняли, значит её, — фыркнула Яга. — Ладно. Оставайся. Только запомни — обратно за черту чтоб не совалась! Иначе зажарю и съем!
Стала Ковалёнка жить в избушке у Бабы Яги. Та её премудростям всем учила, в лес водила, рассказывала, где какие травы растут, как цветок папоротника искать, как зайчишку вылечить. Привязалась Яга к внучке приёмной, хоть и ворчала то и дело, но души в ней не чаяла. А Ковалёнка росла не по дням, а по часам, умница-разумница стала, читать выучилась по книгам старинным, наряды себе шила, а как запоёт — птицы заслушиваются. Но главный дар у неё был — стряпать она научилась так, что обитатели всего леса сбегались на запах. Яга только и удивлялась и головой качала — как так, вроде и не учила, да и сама готовить не шибко любит-умеет, а вот гляди ж ты. Только заварит Ковалёнка кашу или печь что начнёт — запахи такие плывут, хоть сразу всё бросай и беги. Даже водяной с дальнего болота однажды пришкандыбал с плошкой в руке — дай, говорит, мастерица, отведать угощения твоего, о котором слава на всю округу гремит. А уж когда Ковалёнка блины выучилась печь, да с начинками разными, с грибами, с творогом…
Запасы Бабы Яги обширны, но и им приходит конец. На дарах лесных, конечно, тоже продержишься, но Ковалёнке скучно быстро стало — хотелось ей волшебство с мукой творить, с маслом и другими яствами, которые только у людей добыть можно.
Долго Ковалёнка раздумывала. Расспрашивала у Бабы Яги, почему та её к людям не пускает, зачем черту запретную провела. Та ни в какую, даже слышать разговоров на эту тему не хочет. Кое-как разузнала Ковалёнка, что обиду смертную Яга затаила на людей, рассердили они её, не прислушались, хотели со свету сжить. Но так когда это было — что ж теперь, весь век на болоте куковать? Решилась Ковалёнка. Стала она собираться, а Яга это заприметила, и давай расспрашивать — что да куда? Ковалёнка отнекивалась всё. Но делать нечего, пришлось признаться. Яга шум подняла — не пущу, говорит, тебя к людям! Но на Ковалёнку не так-то просто управу найти. Раз уж мелюзгой по болоту пробралась, взрослой девицей уж разберётся, как своего добиться. Сделала она вид, что согласилась, а сама ночью, как Яга спать легла, ускользнула прочь. Рыжику наказала дом стеречь, обещала к утру вернуться.
Идёт Ковалёнка по лесу ночному, страшно ей. Но не чудищ лесных и болотных она боится, что из-за каждого пня да дерева выглядывают — эти-то друзья её верные. Болотники ей в детстве колыбельные на ночь пели, кикиморы косы плести научили, медведи в лапах
