с молодой женой, в котором нет места взрослому сыну. Боялся, что он трахает её за твоей спиной, вот и отправил его подальше, с глаз долой. Ты и только ты виноват во всём!
Она перешла на истерический крик. Из ординаторской стали выглядывать врачи, а из реанимационных палат медсёстры. Андрей Петрович выдержал паузу, подождал, пока она замолчит, и произнёс:
— Какая же ты крыса, Лара! Всё сказала? Ты пришла скандал тут устраивать? Кота Яркиного зачем из его дома выкинула?
— Это не я, — она виновато закрыла лицо, понимая, что он действительно всё знает, — это Лера, у неё аллергия на кошачью шерсть. А так бы никогда… я знаю, насколько Ярка привязан к этому животному. Я бы не позволила, что ты! А тут, считай, по медицинским показаниям…
Андрей Петрович усмехнулся.
— Надю тоже по медицинским показаниям прогнали?
Тут Лариса вернула самообладание и перешла в наступление.
— Она ему не подходит. Согласись, кто она — и кто он. Они из разных социальных слоёв. Она никто, по сравнению с ним.
— Да почему же? Как мне кажется, их ситуации с родителями очень похожи, у обоих мамаши кукушки.
Он осознал всю бесперспективность разговора с Ларисой. Так было постоянно. Она умела обвинить его во всех бедах, показав себя лишь жертвой обстоятельств. Она всегда в собственных глазах выглядела героиней, непонятой, но однозначно правой и несущей добро. А добро можно и даже необходимо насаждать силой, сломив волю того, кому оно предназначается. Просто сын, глупый, не понимает своего счастья, которое ему ни шло ни ехало, а она…
— Андрей! — Лариса заломила руки. — Я хорошая мать, я всё делаю для благополучия Ярослава. Я ограждаю его от всяческих неприятностей, я забочусь о нём.
Андрей вдруг понял, как сильно устал и насколько голоден.
— Ты есть хочешь? Пойдём в буфет.
— Да, от кофе бы не отказалась, если он тут приличный.
— Не знаю, Лара, не пробовал. Вот сейчас и оценим. Слушай, я всё спросить хотел. У тебя с Димой-то всё в порядке?
— Зачем тебе? Нет, не всё. Он даже предлагает развестись. Но куда я пойду одна? Это так страшно — прожить жизнь, и оказаться никому не нужной. Яр сказал, что у него нет больше матери, Костя готов остаться с отцом…
Андрей Петрович принёс ей кофе и заварное пирожное. Себе взял тоже кофе и бутерброд.
— Лара, согласись, что жаловаться на неудавшуюся жизнь ты решила не тому человеку. Я ж тебя знаю как облупленную. А Косте, конечно, лучше будет с отцом, Дмитрий человек порядочный и с душой. Он сможет человека вырастить. Да, вот, чуть не забыл. Не твоих ли рук дело, что мне в усыновлении Андрейки всячески препятствуют?
— Тебе? Почему тебе? Я думала Ярослав сына этой шалавы подзаборной усыновить хочет. Я не могла этого допустить, просила Полякову ребёнка не отдавать. Надо твёрдо на земле стоять сначала, чтоб детей заводить. И не чужих брать, а своих заводить — осознанно и с полной долей ответственности.
— Опять как лучше хотела? Только учти, что ребёнка этого я всё равно усыновлю. Я не Яр. Ты права, они с Надей сами родят, когда время придёт, и нас с тобой не спросят.
— Не нужна ему Надя, Андрей, разуй глаза!
— Не тебе решать! — Он стукнул кулаком по столу. — Всё, поговорили. Ты на выход, я к сыну.
Он поднялся из-за стола и уже повернулся к выходу из буфета, когда услышал:
— Я же помощь свою предложить хотела. Андрей, я могу взять отпуск в министерстве и помочь тебе с клиникой, пока ты тут с Яркой.
— Клиника моя тебе покоя не даёт? Ситуацией воспользоваться решила и кусок откусить? Не дождёшься! Неужели думаешь, что я не подстраховался от посягательств таких, как ты? Есть у меня полномочные представители с правом банковской подписи. Это я тебе по секрету сообщил, чтоб ты за мой бизнес не волновалась.
И он со смехом вышел из буфета.
Войдя в палату, поцеловал сначала сына, потом Дашу. Съел всё, что она ему принесла. Обещал позвонить Ромке вечером и тёще тоже, поблагодарить за всё, что она сейчас для них делает, и после ухода жены занял свой пост у постели Ярослава. День прошёл так же, как все предыдущие. Никаких изменений, а ведь уже суббота, и врачи обещали…
На глаза снова навернулись слёзы. Неужели всё зря? Первый раз за всё время ожидания надежда покинула его. Андрей Петрович отругал себя за такое малодушие, вытер слёзы, пообещав себе никогда больше не терять веры, и обратился к Ярославу:
— Знаешь, сын, у меня тут было много времени подумать о нас с тобой. И вот к какому выводу я пришёл. Жизнь настолько коротка и непредсказуема, что лишать себя удовольствий совершенно не стоит. Как и откладывать что-то на потом. Давай постараемся не лишать друг друга мелочей, которые приносят счастье. Я хочу делать тебе подарки, так почему я должен ограничивать себя в этом? Я не ворую и ни у кого не отнимаю, я несу тебе, Ромке, малышам то, что я заработал для вас. И хочу видеть, что моя радость от этого передаётся вам. Я люблю вас, и дарить вам любовь, радость, подарки — моя потребность. Я хочу видеть ваши улыбки и понимать, что прожил жизнь не зря. Я не откупаюсь, я вас люблю. Я всегда буду подставлять руки и беречь вас от лишних падений и ушибов. Пока жив — буду. Вы успеете почувствовать, как больно бьёт жизнь, когда останетесь одни, когда некому будет вас уберечь и утешить. Так что не спорь со мной по этому поводу больше никогда. Слышишь, сын! Да услышь ты меня, чёрт возьми!
Он сжал своей рукой руку сына и вдруг почувствовал, как шевельнулись пальцы Ярослава в ответном рукопожатии. А глаза его были открыты…
Часть 30
— Девушка, как я могу увидеть Андрея Петровича?
Пожилая женщина в чёрном платье, очень бледная и с красными от слёз глазами стояла в приёмной перед секретарём.
— Ну я же вам вчера и позавчера объясняла. Его нет, и когда будет — неизвестно. В отпуске он.
— Бесконечный отпуск? Девушка, я же не просто так к вам каждый день приезжаю. Мне очень нужно с ним переговорить. Номер телефона его вы тоже не дадите?
— Я не имею права.
Секретарше было жаль эту женщину. Видно же, что горе у неё. Может, кто из врачей в клинике виноват в смерти близкого человека? Так директору ещё дополнительных проблем
