— Алексей, к тебе пришли, — из-за двери позвала мама.
— Сейчас узнаю, кому я нужен, — сказал я сидевшей за пианино Вере и вышел из нашей музыкальной комнаты.
Пришедших, точнее приехавших на «форде», было трое: незнакомый мне мужчина лет пятидесяти, с приятным лицом и два рядовых нашей охраны.
— Возьмите и распишитесь, — сказал мне мужчина, отдавая пакет и раскрытую тетрадь.
— Подождите, — отозвался я, — сейчас хоть посмотрю, за что расписываюсь.
Во вскрытом пакете лежали бумаги с цветными гербовыми разводами и иероглифами. Присмотревшись, я нашёл английский текст. Так, сертификаты нам вернули.
— Писем не передавали? — спросил я, ставя роспись в его тетради.
— Есть письма, — ответил он. — Сейчас отдам. А это аппарат звукозаписи. Для вас удобнее магнитный, поэтому его и передали. Если нужно, записи потом нетрудно перенести на пластинки. Всего хорошего!
Они сели в свой «форд» и уехали, а я взял в одну руку бумаги, а в другую — тяжеленный чемодан с эбонитовой ручкой и вошёл в дом.
— Что это у тебя? — спросил встретивший меня в коридоре отец.
— Это наши деньги, — ответил я, отдавая ему пакет, — а это письмо от Катерины. Вряд ли нас будут водить за нос, но ты проверь, она его писала или нет. А с остальным буду сейчас разбираться.
— Почта, — сказал я жене, заходя в бывший кабинет. — Это от отца, а это от брата.
— Наконец-то! — воскликнула она, взяв у меня конверты. — Не могли ответить раньше. А что это за чемодан?
— Судя по словам того, кто мне его вручил, это магнитофон. Интересно, что в нём, если такой неподъёмный?
Я положил аппарат на столик, открыл замок и откинул крышку. Оказалось, что это на самом деле чемодан, а магнитофон был гораздо меньше. Остальное место занимали бобины с лентой. В отдельном кармашке лежали квадратный микрофон со шнуром и книга с описанием. Прежде чем заняться самим аппаратом, я внимательно прочитал инструкцию и посмотрел электрические схемы, которые были вшиты в самом конце. К моему удивлению, магнитофон оказался вполне приличным: судя по схеме, в нём даже использовалось высокочастотное подмагничивание. Лента была бумажная с красноватым магнитным покрытием. Я установил одну бобину, включил магнитофон и, следуя инструкции, записал свой голос. Получилось довольно похоже. Вряд ли бобины хватит больше чем на две песни, но для нас их не пожалели и положили целый десяток. Лишь бы она не рвалась.
— Что пишут родные? — спросил я у почему-то притихшей жены.
— У них всё хорошо, — ответила она. — Только как-то непонятно написано.
— Можно почитать? — спросил я и прочитал письмо от Николая Дмитриевича.
Несомненно, писал он, но я сразу понял, что её смутило. В одном письме было столько нежных слов, сколько он вряд ли говорил дочери за год. Им запретили писать о наших похоронах, они и не писали, но письма были пропитаны нежностью и любовью.
— Всё нормально, — сказал я, возвращая ей письмо. — Просто соскучились. Нам вернули документы по японским вкладам и выполнили остальные мои условия, а это значит, что конец свободе!
— Ты эти дни понемногу печатал, — сказала жена.
— Напечатанного хватит на два дня, а потом нужно опять стучать одним пальцем. Но теперь у нас есть магнитофон и можно записать нашу первую разученную песню.
Первой нашей песней была песня «Ах, если б жить» из репертуара Киркорова, которую мы пели в два голоса. Получилось здорово, но в записи будет уже не то.
— Хорошо, — сказала Вера, мечтательно глядя в потолок. — Песню разучили, и её уже можно записать, письма такие получила, как будто побывала дома… Если бы ещё ты не приставал со своей борьбой, было бы совсем хорошо!
— Совсем хорошо — тоже нехорошо, — сказал я. — Счастья не должно быть слишком много, иначе его никто не оценит, а поэтому бросаем музыку и идём заниматься борьбой! Где наши кимоно?
Борьбой пока назывался комплекс упражнений, который я разработал для своей благоверной. Мышцы у неё напоминали кисель, а с растяжками было немного получше. Я поставил историческую задачу — за два месяца привести её тело в порядок.
— Куда такое годится? — вопрошал я, задрав ей блузку. — Посмотри на себя в зеркало. Замечательная фигурка, на которую не отреагирует только покойник, но где мышцы? Живот плоский только пока не поешь, а потом вываливается брюшко! И на боках уже начало что-то нарастать, и это не мышцы, а жир. Ешь ты не намного меньше меня и при этом почти не двигаешься. Всю работу по дому делают другие, а ты только весь день валяешься в кровати или где-нибудь сидишь. Знаешь, во что ты превратишься через десять лет, если не умрёшь от родов?
— Это почему я должна от них умирать? — вскинулась она.
— Потому что дохлая! — припечатал я. — Хорошо развитое тело — это в первую очередь здоровье! К тому же борьба не помешает и в жизни, особенно та, которую я тебе дам. Сильная и умелая женщина завалит и трёх мужиков, если у них нет ничего, кроме силы.
Насчёт трёх я преувеличил, но однажды сам видел, как невысокая, но крепкая девушка отметелила двух приставших к ней парней. Мне доставило удовольствие смотреть на то, что она с ними вытворяла.
Жена вздохнула, закрыла крышку инструмента и пошла переодеваться. Занимались мы два раза в день минут по сорок. Закончив, я переоделся, положил в папку половину отпечатанных впрок листов и пошёл отдавать их Фролову.
— Здорово! — обрадовался он, забирая у меня работу. — Закончилась забастовка? Всё сделали, что вы требовали?
— Куда они денутся, — скромно сказал я, шаркнув ножкой.
— Артист, — сказал он. — Вам хорошо, потому что единственный и незаменимый. С другими здесь так не носятся. Смотрите, Алексей, похвастаю.
— Что это? — спросил я, рассматривая отданный в мои руки предмет.
— Как что? — удивился он. — Это мы на скорую руку слепили транзистор. У выводов есть маркировка, чтобы не запутаться. Большой, но это только пока. Сделали вчера в конце дня, а сегодня сняли характеристики. Работает!
— Поздравляю! — искренне сказал я. — Он у вас больше похож на дикую грушу, поэтому я не догадался. Ничего, придёт время, сможете делать размером со спичечную головку.
Я отдал ему исторический транзистор, первый в этом мире, и вернулся домой. Не доходя до него сотни шагов, стал свидетелем трогательной сцены: моя сестра шла из гимназии в сопровождении здоровенного парня, который нёс два ранца, её и свой. Я подождал, пока они попрощаются и Ольга войдёт в дом, а потом вошёл сам. Попутно осмотрел парня, который понравился.
— Оля! — окликнул я сестру. — Присоединяйся к нам. Позанимаешься, и сразу появятся силы носить свой ранец.
— Ещё чего! — задрала она нос. — А вы тогда для чего?
— Симпатичный парень, — сказал я. — Был бесхозный или у кого-то отбила?
