гору.
И внезапно у меня в глазах просветлело — я понял, где у палатки что, куда вставлять стойки, как что складывается и так далее. Не прошло и пяти минут, как палатка стояла. Я вынул из рюкзака все вещи, постелил коврики и спальники и принялся ставить палатку Холли. Она и Сунджо смотрели на меня как обкуренные, заплывшими глазами.
Но я недолго радовался: в энтузиазме я израсходовал остатки сил и, едва закончив, упал и не мог встать. Запа принес нам троим по кружке чая и проследил, что мы все выпили.
— Так, пора разводить примус, — сказал он. — Я знаю, вы не голодны, но здесь нужно есть и пить. Вечером пойдет снег.
Арест
ЗАПА, ЗАПИСНОЙ ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ ПОГОДЫ, снова оказался прав. Наутро лагерь лежал под полуметром нового снега.
Мы с Сунджо не спали, наверное, и трех часов. Но ему стало получше — по крайней мере, он, хотя и сонный, предложил развести примус. А это процесс медленный: иногда уходит до четверти часа, потому что кислорода в воздухе мало и огонь зажигалки быстро гаснет, не успевая поджечь газ.
Я вылез наружу с котелком, чтобы набрать снега, и увидел Запу, шерпов и киношников. Они уже встали. У них из котелка шел дымок — значит, встали они уже давно. Запа говорил по радио — а столь ранним утром это могло означать только одно: кто-то попал в беду. Я глянул в сторону вершины — шел снег, ничего не видно. Если у нас тут так плохо, то какой же ужас творится там, наверху!
— Йоги и Яш останутся тут, в Четвертом лагере, — говорил Запа. — Если прояснится, они попробуют занести кислород в Пятый лагерь.
— Я не уверен, что мы можем спустить их в Пятый лагерь, — сказал кто-то дрожащим голосом с немецким акцентом.
— Бред!!! Отставить!!! Вы обязаны это сделать! — прикрикнул на него Запа. — Никто вас не спасет ни в Пятом лагере, ни в Шестом. При такой погоде вы обязаны спуститься в Четвертый. Вы должны покинуть Шестой лагерь немедленно, как только соберетесь. Вам ясно?!
Последовало долгое молчание, затем отрешенное, едва слышное:
— Ja, verstehe ich. «Да, я понимаю».
Запа произнес что-то на непальском — наверное, пожелал им удачи, — и выключил приемник.
— Это те немцы, для которых ты делал пуджу? — спросил я.
Запа кивнул:
— И с ними еще итальянцы.
— Что случилось?
— У двоих в Шестом лагере отек легких, — ответил Джей-Эр. — И еще у одного в Пятом, но ему получше. Плюс еще двое вышли на вершину немного после полуночи, и от них с тех пор ничего не слышно.
По такой погоде они или уже погибли, или скоро замерзнут насмерть.
— Может быть, нам сходить в Пятый лагерь с Йоги и Яшем? — предложил я.
Запа покачал головой:
— Тебе, Сунджо и мисс Анджело нужно спускаться в ПБЛ. К нам идут еще шерпы, но пока те ребята не спустятся в Пятый лагерь, ничего нельзя сделать. Быстро завтракайте и пакуитесь. Нам нужно выйти прежде, чем погода станет еще хуже.
Из-за снега и льда спускаться с Седловины куда сложнее, чем подниматься. Наш же спуск осложняло еще и то, что никто не мог выкинуть из головы альпинистов, попавших в бурю выше на горе.
По дороге вниз мы повстречали идущих наверх на помощь шерпов, груженных кислородными баллонами и мешками Гамова. Они сказали, что думают добраться до Четвертого лагеря после полудня. Если буря не остановит их, они пойдут дальше вверх наутро — помогать Йоги и Яшу спускать в Четвертый лагерь всех, кто сумел вернуться живым в Пятый. А если совсем развиднеется, то в Четвертый лагерь может прилететь и вертолет, но даже в лучшую погоду это предприятие без гарантии успеха. Если вертолет не прилетит, шерпы будут спускать пострадавших в ПБЛ на себе.
Мы спустились в ПБЛ достаточно быстро, учитывая погоду и снег. Думаю, нас подгоняло желание побыстрее залезть в палатки и продрыхнуть два дня. Лагерь был почти пуст. Сунджо чувствовал себя нормально — ослаб, но был уверен, что теперь ему куда лучше, а когда мы пойдем обратно вверх, будет еще лучше. Я постепенно оттаивал к нему — видимо, сказалась вчерашняя похвала от Запы. Теперь я был уверен: нет, нет у них плана помешать мне совершить восхождение.
Наутро все киношники выползли из палаток блевать. Кажется, они подхватили ту же дрянь, что раньше мы с Сунджо. Запа объявил, что их акклиматизация закончена, и договорился, что другая группа возьмет их с собой вниз в базовый лагерь. Никто из киношников даже возражать не стал.
— Я тоже иду вниз, — сказала Холли. Запа отрицательно покачал головой:
— Ты в отличной форме. Для завершения акклиматизации тебе нужно провести здесь минимум два дня.
Она улыбнулась:
— Мое приключение закончено. Я не хочу подниматься выше Четвертого лагеря.
— Ты можешь зайти на вершину, — сказал Запа. Она покачала головой, улыбнулась:
— Я иду слишком медленно. В этом году не получится. Большое спасибо за все, что сделали для меня. — Снова тряхнула головой, повернулась ко мне: — Так что насчет интервью после вершины?
— А кто сказал, что я туда попаду? — принялся отнекиваться я.
— Попадешь, попадешь. — Она повернулась к Сунджо: — А ты? Ты согласишься дать мне эксклюзивное интервью после спуска?
-Да.
На мой взгляд, Сунджо смотрел на дело слишком оптимистично, но я промолчал.
— Договорились, твой дед свидетель, — сказала Холли. — Это означает, что ты не имеешь права говорить ни с одним другим журналистом прежде, чем поговоришь со мной.
— Позвонить вам в Нью-Йорк?
— Ага. — Она вынула блокнот, записала несколько номеров. — Не вздумай потерять.
Прежде чем уйти, она меня обняла. В этот раз я не стал сопротивляться. Более того, я с удивлением понял, что мне будет ее не хватать.
— Если вернешься в Нью-Йорк, Пик, не забудь мне позвонить.
— Непременно.
Спускаясь по склону, Джей-Эр обернулся и крикнул мне, чтобы я не забывал снимать все на камеру.
Незадолго до заката в ПБЛ вошли пятеро восходителей (два немца и три итальянца) с шерпами. Вид у них был, как будто только что вылезли из могилы. У всех что-то отморожено: у