— Он был помешан на цыплятах, — говорит Хаммонд. — Ни одного даже не продал.
Хаммонд допивает воду и подходит к раковине вымыть стакан. Курятники пусты. Единственный звук в доме и на улице — скрип ручки великана.
— Хорошо, что я уже не молод, — говорит Хаммонд. Он забирает показания великана и просматривает их. — Подпишитесь, — просит он, затем наклоняется и ставит вторую подпись. — Юноша, если бы я был молод и у меня дома пряталась несовершеннолетняя беглянка… Не знаю, что бы я делал. Наверное, мне хватило бы ума отправить ее собирать вещи. А может, я и сам сбежал бы с ней.
Великан мертвенно бледен. Если он упадет в обморок, грохоту будет как от рухнувшего дерева.
— Если девушка из Хартфорда здесь, позовите ее, — говорит Хаммонд. — Мне нужно знать, что она у вас добровольно.
Великан кивает и встает. Хаммонд идет за ним через комнату. Великан открывает дверь в ванную, и Джоди глядит на него из ванны. На ней слишком большие джинсы и свитер. Она обнимает руками колени.
— Ты рехнулся? — говорит она великану. — Он не должен меня видеть.
Великан закрывает дверь.
— Пожалуй, хватит, — сообщает Хаммонд. — Наверное, я пару дней не вспомню, что видел.
У двери полицейский останавливается.
— Не вините себя из-за девочки, — советует он великану. — Она бы точно так же испугалась, если бы из-за деревьев выскочил я.
После визита Хаммонда великан не сводит глаз с входной двери. В тот вечер он не может есть, и взгляд у него отсутствующий. Он упрашивает Джоди сходить к таксофону, позвонить в больницу. Вернувшись, Джоди сообщает, что девочка идет на поправку. Утром он снова посылает ее звонить, хотя при солнечном свете Джоди могут заметить. На этот раз она говорит, что девочку выписали. Джоди лжет и чувствует, что великан ей не верит. У него появилась отвратительная привычка. Он хрустит костяшками пальцев. Как будто ломает себе кости.
Джоди говорит себе, что, если сможет продержаться еще два дня, все будет хорошо. Они уедут; пока она скрывает правду, великан не передумает. Не считая походов к таксофону, Джоди не выпускает возлюбленного из виду.
Она хочет попрощаться с бабушкой, но боится, что, если оставит великана одного хотя бы на пару часов, он не узнает ее по возвращении. Она уверяет его, что он нервничает только потому, что ни разу не летал на самолете. Рассказывает, что они полетят среди звезд. А когда он поворачивается спиной, вынимает батарейки из радио и сует под холодную воду, чтобы испортить. Он не услышит новости, но он уже знает правду и сознает свою вину.
Когда великан спит, его сны темны, полны ярости и искореженных деревьев. Он старается не спать. Он закрывает глаза и делает вид, что уснул, когда Джоди ложится в постель, но не может притвориться, будто не хочет ее. Его похоть ему отвратительна, как и он сам. Он вспоминает лицо малышки. Джоди не замечает, какое он чудовище, но это лишь вопрос времени.
Ему нужно быть с ней еще раз, и, когда Джоди засыпает, он начинает заниматься с ней любовью. Он кладет ладонь ей между ног, и Джоди тянется к нему, но он отводит ее руку. Он целует Джоди и просовывает в нее пальцы. Он не позволит себя коснуться, даже когда она кончит. Великан подтягивает Джоди, сажает ее на край кровати и встает на колени. В комнате так темно, что непонятно, где кончается кровать. Поцелуи великана становятся все горячее и опускаются все ниже. Джоди благодарна темноте. Какая же она эгоистка! Она хотела бы, чтобы это длилось вечно, но ей нужно двигаться быстрее. Джоди чувствует, как великан прощается с ней, снаружи и внутри. Когда он просовывает в нее язык, ее уже можно пить. Она не в силах удержаться на вытянутых за спиной руках. Великан опускает ее на себя и падает на пол, она следует за ним, не смея отпустить. Он внутри ее, но они все равно ужасно далеки друг от друга. Они сбиты с толку, привыкшие к границам кровати, а не к этому загадочному полу, который словно парит в темноте.
Джоди медленно движется вверх и вниз. Она хочет, чтобы они причинили боль друг другу, кричали, сожгли все, что пошло не так. Великан молчит, его тело покрыто потом. Он не вздрагивает, когда Джоди впивается в него ногтями. Он не издает ни звука. Джоди ничуть не удивлена тому, что он проводит остаток ночи в кресле у окна, вместо того чтобы вернуться вместе с ней в постель. Из кресла ему видны опустевшие курятники и сад, в котором скоро созреет латук, и перец, и особенная красная капуста, такая сладкая, что иные приходят в ярость, нашинковав ее в салат, а другие ворчат и без конца подсыпают соли.
Элизабет Ренни злится на свое отвратительное зрение. Она толком не разглядела великана на выпускном и теперь хочет познакомиться, но Джоди говорит, что он стесняется. Это не мешает Элизабет Ренни представлять, что будет, когда Джоди с великаном вернутся из Калифорнии. Великан поменяет все лампочки, до которых ей не дотянуться. Она больше не рискует забираться на стремянку — дрожат ноги. Она пригласит детей на ланч и угостит блинчиками со сметаной. Подарит им в честь возвращения кошку. Может, она даже попросит великана срубить сосну, когда узнает его поближе. Ясно одно: Элизабет Ренни еще долго не намерена умирать. По крайней мере, пока дети не вернутся домой и не устроятся как следует. Интересно, великан переедет к ним или останется в лощине? Хотя, конечно, соседи будут против курятника.
С тех пор как Джоди сбежала, с Элизабет Ренни творится что-то странное. Она становится моложе. Однажды утром она обнаружила, что коричневые пятна на руках исчезли. На следующий день волосы стали заметно гуще. Она катается на велосипеде Джоди по двору, и у нее не болят ноги! Когда Лора или Гленн звонят узнать новости о Джоди, Элизабет Ренни огрызается, как подросток. Лора говорит себе, что голос матери кажется таким высоким из-за помех на линии. Она понятия не имеет, что мать сменила свои старые лакированные туфли без каблука на мягкие черные балетки; что ее старческая бессонница перешла в глубокий сон без сновидений. Она в жизни не поверит, что Элизабет Ренни способна двадцать раз коснуться носков, как будто у нее все кости встали на место.
Она опять чувствует волнение юной девушки и заново знакомится с нетерпением и желанием. Она знает, что Джоди собирается в Калифорнию, и постоянно думает обо всем, чего не видела. Элизабет Ренни ждет внучку и не запирает дверь и, как только Джоди наконец приходит в ночь перед отъездом, хватает ее за руку и не отпускает. Она засыпает ее вопросами. Когда Джоди рассказывает, что у великана нет душа и ей приходилось мыть волосы в раковине, Элизабет Ренни загоняет ее под горячий душ. Она идет за внучкой в ванную и продолжает болтать, пока Джоди моется. От пара кожа Элизабет Ренни краснеет; волосы вьются вокруг лба. Джоди выходит из душа и видит молодую женщину, протягивающую ей полотенце. Джоди машет ей рукой, чертя круги в облаках пара.
— Не говори, куда вы едете, — наставляет Элизабет Ренни. — Еще проболтаюсь ненароком.
— В Сан-Франциско, — сообщает Джоди.
— Не говори! — повторяет Элизабет Ренни. Она идет за Джоди и сидит на кровати, пока внучка сушит волосы полотенцем. — Гостиница или мотель?
