Серебряный металл лег на обгоревшую руку. Взвился к небу красный дым. Ивка едва успела отдернуть ладонь от раскаленного края.
Мальчишка приоткрыл красные веки с обгоревшими ресницами: «Ты откуда здесь, пузатая? Догнала все-таки?»
— Спи, — положила ему Ивка ладонь на разглаживающуюся на глазах щеку. — Проснешься, и все будет хорошо. Ты даже и не вспомнишь ни о чем.
За спиной тяжело, со всхлипом, вздохнули. Ивка повернула голову. Умирающая собака смотрела на нее уже подернутыми тусклой пленкой глазами. Без ненависти и без надежды.
«Я знаю, чеканки только для людей, — читалось в собачьем взгляде. — Я ни на что не рассчитываю и ничего не требую. Просто мне больно и я боюсь».
Ивка присела, взяла слабо заскулившего пса за лапу.
— За собаку никто не заплатит. Что ты делаешь, умом тронулась? Держите сумасшедшую девку.
Никого не слушая, отталкивая мешающие руки, Ивка достала еще одну чеканку. Это было неправильно, этого нельзя было делать, но это было — по совести.
Утро застало Ивку в ратуше стоящей перед господином мэром и господином столичным магом. Плащ господина мага был начисто отстиран и накрахмален. Сам маг с интересом разглядывал Ивку как какое-нибудь редкое животное.
— Милая Данница, — начал мэр и поморщился так, как будто проглотил муху, — у нас случились неполадки во время празднества. — Но, благодаря тебе, удалось обойтись без жертв. Это, безусловно, очень важно. Карнавал — гордость Хо-Хо-Куса, мы готовимся к нему целый год и всегда стараемся, чтобы он прошел без сучка, без задоринки. Но ведь бывают непредвиденные обстоятельства. Городская казна выделяет тебе золотой за спасение Ольдига Тешеля, вот, получи и поставь крестик. А за собаку, уж извини, мы ничего дать не можем. Спасение пса было полной глупостью. И город не будет за нее расплачиваться. Хватит с меня того, что в ратушу уже поступили на тебя жалобы за безответственное поведение. Но все же Хо-Хо-Кус у тебя в долгу не останется. Ты можешь провести в городе неделю, и ночлег в лучшей гостинице, и стол будут у тебя бесплатные.
— Спасибо, господин мэр, — Ивка склонила голову в новом чепце. — В этом нет необходимости. Я навещу Ольдига и отправлюсь в дорогу.
Она спустилась по широкой лестнице, покрытой мягким ковром, вышла на улицу.
Ивку вдруг окликнули. Девушку догнал давешний маг.
Потоптался на месте, сказал важно: «Знаешь, Данница. Я бы мог тебе компенсировать. Ну, за пса…»
— Учиться надо было лучше, — Ивка не собиралась дерзить, слова сами слетели с губ.
Рассерженный маг схватил ее за руку: «Не смей грубить!».
Рядом зарычала собака. Маг быстро отдернул ладонь, как обжегся. Возле Ивки остановился огромный черный пес. Недобро взглянул на мага, приподнял верхнюю губу. Того как ветром сдуло.
— Это ты, вчерашний? Которого я вылечила? — спросила Ивка, осторожно погладив лохматую спину собаки. Пес лизнул ей пальцы. Уселся рядом, всем своим видом показывая, что никуда он без Ивки не уйдет.
Так они и зашагали по улице: девушка в сером платье и страшная черная зверюга с желтыми острыми клыками.
За углом Ивка остановилась — что-то неладное творилось у нее внутри. Живот вдруг стянуло железным обручем. Данница испуганно положила на него ладонь. Под рукой заколыхалось, выгнулось, шевельнулось.
Ребенок, — вдруг поняла Ивка. — Он там подрос и уже дает о себе знать. Ма Оница говорила. А я забыла, что так должно быть.
— Ну что, пузатая? — спросила Ивка себя. — Идем дальше в дорогу. Теперь уже вдвоем. Или втроем. Как посмотреть. Только как я такую громадину прокормлю?
— Пес, — спросила она, — ты охотиться умеешь?
Собака только снисходительно улыбнулась в ответ.
— Я буду звать тебя Хвост? Ты согласен?
Пес гавкнул утвердительно. Он был вполне согласен.
Маг-У-Терры
«Все детство мое прошло по часам. Па был страшным педантом, не терпящим никаких опозданий, небрежности в работе и бесцельно потраченного времени.
Завтракали в доме ровно в семь, обедали в час, ужинали в шесть. Все мои занятия были строго расписаны по дням недели и соблюдались неукоснительно. В назначенное время я брал в руки перо, шпагу или кисть. Становился в боевую стойку или делал танцевальное па. Подносил к губам флейту или выпевал баллады.
На ночь одежда моя была аккуратно сложена на стуле в строгом порядке, игрушки расставлены по местам, ночной горшок задвинут под кровать точно на расстояние вытянутой руки.
Перед сном ко мне заходили родители. Ма целовала в лоб, а Па присаживался на край кровати и рассказывал истории или сказки, останавливаясь на самом интересном месте, когда приходило ему время заняться чем-то другим.
Слуги наши уважали и боялись Па. Он никого никогда не ударил и не обидел, был строг, но справедлив. У нас в замке никогда не применялись физические наказания, но, осерчав, Па произносил заклинание, и у провинившегося вырастали кроличьи уши или ослиный хвост. И бедный слуга на неделю, а то и на месяц становился всеобщим посмешищем.
Горничной, не вытершей пыль в гостиной, долго пришлось ходить с носом-брюквой, а от конюха, не запрягшего вовремя дракона в карету, смердело пару недель, как от выгребной ямы.
— Запоминай, — говорил Па, попыхивая трубкой, — весь наш мир подчинен определенному распорядку. И каждый должен его неукоснительно соблюдать. Крестьяне — обрабатывать землю, строители — класть кирпичи, кузнецы — ковать железо, ученые мужи — писать научные трактаты, маги — колдовать на благо государства, короли — создавать условия для процветания страны. Во время войн, бунтов, природных катаклизмов, когда наступает хаос, и люди перестают заниматься предназначенным им делом, когда души их полны отчаяния или злобой, сразу нарушается мир. Не плодоносит земля, не совершаются великие открытия, маги теряют большую часть своих способностей, а дети рождаются хилыми и больными. Или не рождаются вовсе.
Хоть в силу своего характера я далеко не так педантичен, как мой Па, тем не менее наставления его запомнил, верю в них и стараюсь соблюдать.
На этой почве мы не раз затевали словесные баталии с другом моим Фагосеем. Тот считал, что встряски весьма полезны человеческому обществу. Что только так жизнь переходит
