Прямо ко входу необязательно.
Фогель с несчастным видом ждал меня у закрытых дверей моего кабинета. В его руках был лист бумаги.
— Вы? — удивился я. — Что-то забыли? Сейчас я открою кабинет и посмотрим.
Он помялся.
— Георгий Олегович, это была дурацкая шутка… — в его взгляде была искренняя боль.
— Проехали, Валерий. Вы уже извинились. Ваши извинения приняты, — сухо сказал я.
— Я во всём признался Барышеву, ничего не утаил…
— Похвально с вашей стороны, — безжалостно произнёс я.
— Тогда вот…
Он протянул мне лист.
— Что это? — я удивлённо посмотрел на артиста.
— Моё заявление. Хочу устроиться на работу в уголовный розыск.
Я рассердился.
— Фогель! Не перегибайте палку!
— Георгий Олегович, я всё обдумал и решил.
— Что вы решили, Фогель⁈
— У вас погиб товарищ. Я подумал, что смогу заменить его! Я уже разговаривал с товарищем Барышевым. Он сказал, что не против. Если вы дадите добро, он тоже подпишет.
Я вернул актёру заявление.
— Жест широкий и благородный, конечно. Но… Давайте каждый из нас будет делать своё дело. Вы — играйте сыщиков на экране, мы будем ловить их в настоящей жизни.
— То есть вы против? — вздрогнул актёр.
— Да, я против!
— И не передумаете?
— Я похож на человека, который меняет свои решения по нескольку раз за день?
— Нет. Не похожи…
— Тогда всего хорошего, Валерий! Желаю вам творческих успехов и удачи на сьёмках! Не поминайте лихом! И обязательно пригласите нас на премьеру.
— Хорошо, Георгий Олегович. Как скажете…
Фогель опустил голову и, страшно сутулясь, словно тащил на спине неподъёмный груз, пошагал по коридору.
И тут что-то внутри меня оборвалось. Я задумался.
А ведь меня действительно тронул этот его детский, но во многом правильный поступок. Не каждый решится на такое, далеко не каждый. Тем более, человек искусства.
— Подождите! — позвал его я.
— Да⁈ — с готовностью откликнулся он и застыл как изваяние.
— Пожалуй, вы правы насчёт того, что в кино должны быть реалистичные образы, — произнёс я.
Он обернулся. Ответом мне стал недоумённый взгляд актёра.
— Так и быть, я разрешаю вам находиться при нашей опергруппе на период поиска банды взрывателей, — сказал я.
Лицо Фогеля просветлело.
— Спасибо, Георгий Олегович! Даю честное комсомольское: вы не пожалеете!
— Очень на это надеюсь! — вздохнул я, отпирая кабинет и пропуская его вперёд. — Заходим, Валера! У нас на сегодня целая куча дел.
Нас встретил поток сквозняка из распахнутой форточки. Фогель поёжился.
— С чего начнём?
— С всеобщего сбора. Зови наших! Труба зовёт!
Актёр исчез, чтобы вернуться вместе с операми. Пришли все, кроме, конечно, Гаврилова.
— Товарищи! — произнёс я.
По горлу словно прошлись наждаком, каждое слово доставалось, каждая фраза доставлялись с трудом.
— Товарищи! — повторил я. — Сегодня, от рук врага пал наш товарищ — агент уголовного розыска Иван Гаврилов! Он погиб как герой, на боевом посту! Почтим его память минутой молчания!
Все склонили головы и скорбно опустили глаза.
Выждав, я продолжил:
— Но мы обязательно отомстим за него, товарищи! Причём скоро! Даже быстрее, чем думают многие из вас.
Осип посмотрел на меня с любопытством. Он первым понял, что я что-то узнал, но не стал спрашивать.
— Мы напали на их след, товарищи! — торжественно объявил я. — Если сделаем всё правильно, уже завтра они будут сидеть в камере и ждать приговор.
Я зловеще ухмыльнулся.
— А если кто-то из них вдруг окажет сопротивление, разрешаю вынести приговор на месте и пристрелить его как бешеную собаку! Всю ответственность беру на себя!
Глава 27
В квартиру Карандина мы вошли тихой сапой, когда улица затихла, за окнами давно стало темно, и жители дома легли спать.
Крюк заявил, что это обычный торгаш, не связанный ни с городской мафией, ни с пресловутым «комитетом». Справки, которые мы навели про Карандина, тоже подтверждали эту информацию, так что обошлось без маски-шоу, вышибания дверей и всяких спецэффектов.
Я просто постучал в окошко пузатого домика, в котором жила семья торговца, и когда вспыхнул свет и занавеска отдёрнулась, показал удостоверение лохматому мужчине лет пятидесяти.
— Карандин?
— Он самый.
— Уголовный розыск. Впустите нас внутрь, пожалуйста. Необходимо поговорить.
Через минуту я, Осип и Карандин уже сидели на кухне.
— Можно, я закурю? — спросил торговец.
— Конечно. Вы же хозяин дома, — максимально дружелюбно ответил я.
Карандин вытащил из кармана халата медный портсигар, на котором была вырезана монограмма в виде слонов, и протянул его по очереди нам с Осипом.
— Будете?
Я отрицательно покачал головой, а Осип, секунду подумав, взял папироску.
— Благодарю за угощение.
Он же щёлкнул колёсиком зажигалки, давая прикурить Карандину и себе. Оба с удовольствием задымили.
— Я что-то натворил? — спросил владелец дома.
— Нет. Во всяком случае, уголовный розыск претензий к вам не имеет, — сказал я.
— Тогда чем обязан столь позднему визиту?
— Скажите, у вас установлен телефонный аппарат… — я назвал номер.
— У меня, — подтвердил Карандин.
Он заволновался.
— Думаете, телефон у меня поставлен незаконно? Заверяю вас — это не так. У меня всё в полном порядке. Хотите, покажу документы?
— Не надо, — усмехнулся Осип. — Даже если аппарат у вас поставили с нарушениями, нам до этого дела нет.
— Лучше скажите, кто пользуется телефоном, — спросил я.
— Ну кто… — задумался Карандин. — Естественно, в первую очередь — я. Мне аппарат нужен, чтобы связываться с клиентами и поставщиками. Супруга моя часто звонит… Знаете ли, любит с подружками поболтать… Дети… Дети — нет. Пожалуй, всё… Соседи иногда просили позвонить. Врача надо было вызвать…
— Хорошо, а кто ещё мог пользоваться вашим аппаратом? Меня интересует вчерашний день, — сказал я.
— Вчера⁈ — Карандин поскрёб пальцами небритый подбородок.
— Да, вчера, — подтвердил я.
— Вспомнил! — просиял Карандин. — Вчера приходил Костя Брылов. Делал несколько звонков. Детали, простите, не знаю. К чужим разговором прислушиваться с детства отучен! — похвастался он.
Осип хмыкнул.
— Кто такой это Брылов? — вкрадчиво поинтересовался я.
— Костя-то⁈ — Карандин пожал плечами. — Очень хороший человек. Такой, знаете ли душевный и открытый очень: попросишь помочь — никогда не откажет. Прошлым летом мне
