походило на музей — под стеклянными витринами находились образцы того, что я видел на чертежах. Первым делом Даллан извлек из витрины детектор, включил, направил на меня, потом обратил ко мне экран. Я увидел, что тот ничего не засек.
— Теперь смотри что будет если навести на меня, — сказал дядя и просканировал себя.
Детектор пискнул и я на экране увидел надпись «Темный маг, магическая энергия второго уровня».
— Вижу, что работает.
— Что-то еще хочешь посмотреть?
Я покачал головой.
— Давайте завтра продолжим.
Дядя кивнул. Мы вышли из подвала и каждый направился в себе. К счастью, ни кузин, ни других родственников у моей комнаты не наблюдалось. День выдался еще тот. Мне надо было обдумать произошедшие события. Но для начала не мешало отдохнуть и выспаться.
Вымывшись, я выключил свет, лег спать. Сон не шел и в голову почему-то лезли мысли об отце. Его я помнил очень смутно, в отличие от матери. Лишь о том, что он почти никогда не смотрел на меня, избегая прямого взгляда, остались четкие воспоминания.
Вчера, свалившись с донжона, я вспомнил, как он смотрел на моих старших братьев. Он почти боготворил их, видел в них себя тем, кем он мог бы быть, считал их своим продолжением. Вот только они не хотели ему подчиняться и считали его ниже себя, несмотря на родственную связь. Тогда на его лице отражалась целая гамма чувств — от разочарования и боли, до отчаяния, что его планы рушатся. И у него дрожали руки, когда после раздачи бумаг о владении замков старшие не оценили его стараний.
Я подумал, что наша семья оказалась той еще банкой со змеями. Мои братья и сестры точно бы передушили бы друг друга, если бы им не пришлось объединиться против общего врага — меня.
Я тронул запястья, потер кожу. Мама сказала, что я был болен. Но сколько себя помнил, я вообще не болел. И отсюда напрашивался один вывод. Родители, разумеется, знали про мою кровь. Может быть, устраивали мне переливания, чтобы избавиться от ее убийственного свойства?
Пытаясь выловить еще какие-то детали, которые, возможно, упустил, я прокручивал в голове всё, что увидел, когда упал с донжона. Снова и снова. Пока меня не затянул сон и вместе с ним — прошлое.
Я увидел перед собой огромную скалу, искрящийся под лунным светом снег и далекое освещенное окно на самой вершине.
Поднявшись, я огляделся. Ниже на северном склоне рос еловый лес, который шел до самого Лунного озера. Я же зашагал вдоль утеса на северо-запад.
Чтобы выйти к людям, мне нужно было обогнуть скалу. Я даже мог вернуться по одной из троп обратно в дом, даром, что летом и осенью, до того как выпал снег, обошел все окрестности и хорошо ориентировался. То-то бы мои родственники удивились, увидев меня. Я, правда, подумал, что после такого они бы придумали более надежный способ, как от меня избавиться.
Поэтому, делая более широкий круг, я направился к одной из станций местного поезда, который когда-то возил туристов на вершину. Теперь поезд возил только нашу семью, а строительство отеля по соседству с нашим домом было по непонятной причине заморожено.
Я шел, проваливаясь в снег, к который, к счастью, был сухой и идти по нему было не трудно. Однако носки очень быстро промокли, ноги заледенели и зубы начали отбивать дробь. Под снегом я споткнулся о корень, покатился по склону и в итоге зарылся с головой в сугроб. Отфыркиваясь, я выбрался из снежного завала. Ноги, ладони и лицо пылали, словно их натерли льдом. Внутри всколыхнулась злость. И я, цедя вслух проклятия, упорно продолжил путь. Спустился с холма, обогнув, наконец высоченный горный уступ, с которого я упал. Здесь, где начинался подъем, ведущий к промежуточной станции, росло много елей и снега было уже мало.
Добрался до станции я, наверное, спустя час. Здесь находилось несколько зданий. Станционное кафе, давно закрывшееся, и несколько хозяйственных построек. Освещенными оказались окна только бывшего кафе. Я толкнул незапертую дверь и зашел внутрь. На меня уставился станционный смотритель. Он единственный, кто остался тут жить из обслуги железной дороги.
— Харди? Что ты тут делаешь? Кто тебя отпустил без теплой одежды⁈
— Так вышло.
— Пойдем-ка сюда, парень.
Он потащил меня к камину, снимая на ходу мокрую одежду. Закутал в колючий шерстяной плед и усадил в кресло у огня. Через пару минут сунул в руки глиняную кружку с чаем. Потом, подумав, плеснул туда травяного бальзама.
— Надеюсь, твои родители мне это простят. Пей, пока не остыло. Руки-ноги чувствуешь?
Я, сделав обжигающий глоток, кивнул.
— Давай-ка я посмотрю на всякий случай.
Он взял меня за щиколотки, осмотрел подошвы ног.
— Отогреешься, натру жиром сурка.
— Я в порядке, спасибо.
— Одежда высохнет, отведу тебя домой.
— Можно я у вас побуду? — произнес я, не сводя с него взгляда. — Пока родители не вернутся?
Мое предложение ему не понравилось и он покачал головой.
— Тебя же отругают. А братья и сестры? Что они подумают, когда тебя не найдут? К тому же, твоя мать говорила, что ты болен.
— Это не заразно. И я останусь у вас, — сказал я уже без какого-либо вопроса.
Станционный смотритель глядел на меня озадаченный. Почесал затылок.
— Как хочешь. Ужинать будешь? У меня только бойшель.
Я кивнул. Смотритель подогрел на плите кастрюлю, наложил в тарелки рагу из бараньих потрохов. Выложил в отдельную тарелку хлеб. После горячей еды захотелось спать.
— Так, парень, погоди засыпать.
Смотритель достал банку с жиром сурка и шерстяные носки.
— Я, правда, уже в норме.
Он потрогал щиколотки.
— Хм, ноги и правда уже теплые. Что ж, вон тот диван в твоем распоряжении.
— Спасибо.
Я дотопал до дивана, и мне показалось, уснул мгновенно, едва голова коснулась подушки.
В сон ворвался шум горного поезда. Состав, заскрежетав, остановился на станции. Хлопнула дверь.
— Господин и госпожа Райнер! — услышал я донесшийся с улицы голос смотрителя. — Подождите!
— Не сейчас, нам нужно домой.
— Но Эгихард здесь.
— Что⁈
Они зашли внутрь, смотритель находу им рассказывал, как я появился в его доме. Я открыл глаза, за окнами уже светлело. Родители подошли ко мне, я сел на диване.
— Харди, что случилось? — напротив меня присела мать.
Я молчал. Мама обернулась к смотрителю. Он, поняв, ушел в другую комнату.
— Харди,
