там тебе четко объясняли, что ты отброс общества. И как бы воспитатели не пытались вложить в нас самое лучшее и светлое, от жизни всегда прилетало больнее и поучительнее.
Хорошо помню почти каждое лицо ребенка, кого забрали домой. Представлял себя на их месте, но понимал, что нахуй никому не нужен. Как ни крути, а котировались милые и добрые. Покалеченных и озлобленных списывали. Ни один потенциальный родитель не захотел со мной познакомиться, даже Леву Масленникова трижды смотрели. До десяти лет я еще теплил надежду, что те самые заберут, отогреют и полюбят. Но нет.
Потом ОНА случилась. Смотрел на нее в том злосчастном коридоре и понимал, вот она. Та, которую захочет каждый родитель. Маленькая, хрупкая, светлая, невинная. Разозлился на весь мир. На то, что она здесь вообще оказалась. Разве от таких отказываются? Невозможно.
Она даже попыталась сделать жалкие попытки улыбнуться, хлопала своими глазами. Дура. Разорвал в клочья ее идиотского зайца, а слезы видеть не мог. Долго себя корил за содеянное, решил для себя, что стану для нее защитой и опорой, больше никогда не обижу. Летел на крыльях к ней в группу, представлял как предложу свое сердце. Она точно не отвернется. Ну, конечно же, вот оно. Послание свыше. Она и есть моя семья, она точно примет.
Залетел в кабинет, где у них проходили занятия. Подлетел к ней, присаживаясь рядом. Вскинула испуганный взгляд, отстранилась. А я молчал, утопая в круговороте чувств.
— Дружить будешь? — наивно и по-пацански предложил. Ну а как еще это делается.
Она еще больше испугалась.
— Че молчишь?
Не ответила. Сучка. Отвернулась в другую сторону, а меня такая ярость захватила. Разве семья так поступает? Разве я мог ошибиться?
Крушил все вокруг. Никто меня не хочет. Никто не любит. Не заслужил, рожей не вышел, урод моральный. На что я вообще надеялся.
Глава 35
Наши дни.
Паша спит на животе, распластавшись почти по всему периметру кровати, его руки согнуты в локтях, одна покоится под подушкой, другая собственнически придерживает мое плечо. Во сне этот, на первый взгляд, хмурый мужчина выглядит совершенно по-юношески. Смотрю на него пристально, разглядывая лицо, и вижу того Федулова из детдома. Окажись я месяц назад вот так лицом к лицу с ним, меня бы окутал страх и отчаяние, сейчас по телу разливается тепло. Вспоминаю, как его рука в душе нежно массировала самые интимные места, и тут же разгоняется жар в районе клитора. Я прикусываю губу, в попытках остановить дрожь.
Я люблю этого мужчину. У меня все еще есть небольшой процент настороженности, но это не из-за недоверия, а просто тяжело объяснить себе самой как это могло произойти с нами. Как я могла добровольно кинуться в его руки, объятия и отдать себя. Но любви много, я прониклась к нему, увидела другого Пашу. Простила ли я за все то, что он делал в детстве? И да, и нет. Нам рано или поздно придется поговорить, я боюсь исхода этого разговора. Простит ли он меня, узнав, что девушку, которую он похоронил, трахает каждый день? Тяжело.
Чем дольше я оттягиваю этот момент, тем стремительнее мы мчимся к нему.
Прохожу рукой по его волосам, перебирая пряди, упавшие на лоб. Он слегка морщится, но не просыпается. Дыхание прерывается на секунду, и страх прорывается из всех щелей. Рука дрожит, и я, пискнув, прикладываю ладонь к его коже.
Черт! Мы снова на мушке. Алое пятно от прицела четко отражается на спящем лице любимого мужчины. Почему долбанная охрана так плохо работает. Я боюсь сделать лишние движение, лишь бы пуля не оказалась в его голове.
Телефон беззвучно вибрирует на тумбе, быстро хватаю его, чтобы посторонний шум не разбудил Пашу. Внутри поднимается буря. Истерика накатывает, но моя задача держать себя в руках. От моих действий зависит каждый момент этой гребанной минуты.
— Куколка, без лишних слов, просто кивай мне в ответ, — сразу узнаю голос Минаева.
Закрываю рот рукой, чтобы не выдать немой крик, когда снова обращаю внимание на чертову красную метку. А если он сейчас выстрелит? А если Пашу убьют? Нет! Не смогу уже без него.
— Красиво выглядишь, жалко не удалось тебя хорошенько трахнуть. Но чувствую Федулов неплохо справляется со своей задачей, — мерзость. Осматриваю свое обнаженное тело, осознавая, что лапы этого урода касались самых интимных мест. Поспешно накидываю полотенце, брошенное на пол у кровати.
— Ну что ты прикрылась, я не успел налюбоваться. Ну ладно, это позже. Ведь теперь ты сделаешь абсолютно все, что я скажу. Правда, малышка?
Киваю. Веду себя как самая прилежная ученица. Отбиваться буду потом, сейчас главное, чтобы красная метка не стала красным пятном крови.
— Знаешь, а твой защитничек неплохо съездил мне по морде. Даже не знаю, что с ним будет, когда я пришлю ему видео, как кончаю в тебя. Мы ведь снимем домашнее видео?
Снова киваю. Тело дрожит, я уже не чувствую ног.
— Моя покладистая девочка. Сразу мне понравилась, как увидел тебя тогда в отеле. Думал получится по-хорошему, а получилось вон как. Опередили меня. Но ничего страшного. Мы же исправим это недоразумение?
Киваю.
— Ладно. Слишком много разговоров, что-то я заболтался. Смотри, нам же нужно убрать с прицела твоего любимого? Тогда ты должна мне помочь.
Киваю три раза, для убедительности.
— Жду тебя за поворотом. Как только выйдешь за забор, и появишься в моем поле зрения, мой человек отпустит винтовку. И все будут рады. У тебя две минуты.
Он сбрасывает. Я со скоростью света натягиваю одежду на себя, напоследок смотрю на родное лицо, тихо скулю и убегаю. Неужели я думала, что наша любовь имеет счастливый конец? Она началась хуево, так же и закончится.
За поворотом стоит черный внедорожник, мне любезно открывают заднюю дверь, и я юрикаю на кожаное сиденье.
— Я сделаю все, если пообещаешь, что он будет жить, — рычу в лицо Игната.
— Прям все? Тогда соси, — прикладывает руку к ширинке, сжимая свой член под тканью брюк.
Тело спазмирует, живот крутит. Меня выворачивает наизнанку. Но я действительно готова на все. Не отмоюсь никогда, но не спасти Пашу не могу. Он спас меня, он полюбил меня. А я полюбила его.
Медленно приближаю свое лицо к паху мужчины, попутно расстегивая ширинку. Трусы мужчины натянуты до предела от эрекции, но кроме отвращения ничего не испытываю. Касаюсь кромки трусов, оттягиваю вниз, но тяжелая рука останавливает меня.
— Ну крошка, от такого жалостливого взгляда у меня сейчас все
