не как в машине, сейчас намного острее. Угол входа прямой, поэтому откидываю корпус тела слегка назад, опираясь руками о его бедра. Головка дотрагивается до мягкой точки влагалища, стимулируя ее. Я двигаюсь более быстро и резко, позволяя себе получить дозу удовольствия. Паша смотрит на меня в упор, как плут. Я млею под его взглядом, но приближающийся оргазм не позволяет робеть. Вот-вот, и я на пике.
Федулов замечает, что я близка к разрядке и манипулирует моим клитором, нежно его поглаживая.
— Паш, пожалуйста, — громко прошу о ласке.
Он продолжает дразнить, медленно очерчивая половые губы и возвращаясь к спазмирующей горошине.
— Пожалуйста, — тяну букву "а" в конце.
Он перестает играться и мастурбирует мне, помогая прийти в экстаз. Я кричу, кончая. Теряю равновесие от нахлынувших чувств, заваливаясь назад, но мужчина вовремя меня ловит.
— Теперь моя очередь, — он не успел разрядиться. Это была моя персональная порция кайфа.
Паша кладет меня животом на диван, скатывает валик из пледа мне под лобковую часть из-за чего попа приподнимается. Сжимаю пальцы на ногах в ожидании и закусываю губу. Он не заставляет себя долго ждать, входит сзади мощным рывком, вколачиваясь в мое еще не успевшее отойти от первого оргазма лоно. Жестко трахает меня, наказывая за те выходки, что я устраиваю, но не переходит черту. Мне не больно, но я на грани.
— А, черт, — чувствую как спазмирует низ живота.
— Давай со мной второй раз, — глухо стонет.
Чувствую как член скользит внутри, оставляя даже там свои метки. Теперь Федулов везде, внутри и снаружи.
Не веря в оргазм подряд, я кончаю под ним снова. В этот раз сильнее и мощнее. Не понимаю, как такое возможно. Он падает сверху, спуская свое семя мне на поясницу. Зарывается лицом в волосы, вдыхая, и сжимает левое полушарие груди в своей большой ладони, больно оттягивая сосок.
— Если так будет всегда после выяснения отношений, то можешь себе иногда позволять покапризничать. Я закрою на это глаза.
— Ты будешь давать поводы для моих капризов? — смотрю на него, повернув голову вбок, но под тяжестью его тела, щека придавливается в грубую ткань дивана.
— Нет, Алис. Не буду.
Удовлетворенно киваю.
— Мы снова это сделали, — намекаю на парный оргазм.
— И сделаем еще тысячу раз, — встает с меня и подает руку. Я поднимаюсь на ноги следом.
— В душ, — командует, несильно хлопая по моей ягодице, — Будем проверять, на что еще ты способна, лисица.
В предвкушении закатываю глаза и мчусь на второй этаж в душевую.
*Алиса пела песню Валерии "Нежность моя".
Глава 34
Воспоминания. За месяц до встречи в СИЗО.
— Павел Александрович, к вам пришли, — Лиза, моя помощница, заглядывает в кабинет. Я устало отрываю голову от бумаг, поднимая на нее вопросительный взгляд.
Интересно, кто мог пожаловать в столь позднее время. Свожу брови ближе к переносице, рассматривая на циферблате наручных часов время. В груди неприятно сводит, догадки одна к одной сходятся. Давно я ждал данного гостя, был уверен, что он не оставит это дело просто так. И вопрос не только в бизнес сфере, тут личные мотивы.
— Пропусти.
Она поспешно удаляется, стуча каблуками по паркету, не успевает закрыть дверь, как тяжелая рука снова распахивает дубовую дверь. Ткач брезгливо вытирает руку о платок из нагрудного кармана, проходит в кабинет и присаживается на стул, поправляя брюки.
— Чем могу быть обязан? — оттягиваю галстук, который словно удав сдавливает горло.
— Давай без этих прелюдий. Переставай копать и лезть туда, куда тебе вход воспрещен, — его перстень на пальце блестит и переливается от света настольной лампы, — Иначе закапывать придется тебя.
Откидываюсь на спинку кресла.
— Угроза?
— Пока просто предупреждение. Давай-ка с тобой заключим мировую, я тебе покупателей даже приведу, хороших.
— А взамен? — понимаю, что он сейчас скажет, но все равно спрашиваю.
— Искать ее перестань, меня это уже начинает нервировать. Не стоит меня злить, — он пытается дружелюбно улыбнуться, но этот хищный оскал не спутать ни с чем. В нем нет ничего святого, да и живого.
Ткач продал душу дьяволу.
— Мне такие условия не подходят, — огрызаюсь.
— Слушай сюда, щенок. Я тебя засужу, а если и оттуда будешь свой нос высовывать, то ты знаешь на что я способен, — начинает злиться.
— Вы можете угрожать сколько угодно.
— Блять, за смелость уважаю. Но все-равно сотру тебя в порошок, — он кивает своему верзиле, что все время стоял в углу. Тот за три шага оказывается у моего стола, поднимает за грудки и припечатывает меня к стене, оставляя удар на животе. Хватаю воздух ртом, мышцы скручивает судорогой. Но в детдоме и не такое проходили, на мне все заживает как на собаке.
— Ну, Толик, зачем же так грубо с нашим уважаемым, помягче, — фальшивым елейным голосом тянет Ткач, а после мне снова прилетает удар под дых.
— Вот что, Пашенька. Ты оставь это дело. Любовь — это прекрасно, но Алису не ищи. Даю тебе месяц одуматься, посотрудничаем. Авось и выйдет что.
Он двигается в сторону выхода, ловлю воздух из последних сил, в глазах уже рябит.
— Она мертва. Уясни это, — роняет короткую фразу и уходит, кивая верзиле.
Толик последний раз оставляет вмятину на моем теле и следует за боссом.
— Павел Александрович, как помочь? — Лиза испуганно прислоняется к стене, сжимая тонкие пальчики на своих руках.
— Воды принеси и лед, — хриплю. Она убегает исполнять просьбу, а я падаю на диван.
Выпрямляю тело, чтобы сократить болевой синдром.
Сука!
Знал же, что придет. Я знал, что Ткач копает под меня. Не хочет, чтобы я ее нашел, но хуй ему с маслом. Пусть сажает, но я ее найду. Мое сердце и так тогда на кладбище остановилось, но я чувствовал, что моей Алиски там нет. Боль глушила и топила сердце, как и я топил себя в алкоголе полгода. Но до конца так и не мог поверить, что она мертва. Невозможно это.
Нашел этих алкашей, вытряс всю душу из них. Признались, что сами подожгли хату. Суки поганые. Показали фотографию девочки, понял, что не она это. Другая, тоже белокурая, забавная, но не моя. Угробили другую, невиновную ни в чем. Вот так эта ебанная система калечит жизни людей, заставляя одних, в попытке выжить, убить других. Разве та малышка могла представить, что ее продадут за ящик водки и подожгут. Блять. Второй раз рыдал тогда.
Первый, когда думал, что ее больше нет. Второй, когда осознал, что убили другую, молодую и никому ненужную. Детдом всегда диктовал правила,
