– подчеркнуть величие и древность русского народа.
Первым историческим трудом Ломоносова стал «Краткий российский летописец с родословием», в котором в сжатой форме излагались все основные события русской истории с 862 по 1725 год. Еще при жизни Ломоносова «Летописец» был переведен на немецкий язык, а затем дважды переиздавался, а два года спустя после смерти автора вышел его английский перевод.
К 1758 году был готов первый том «Истории Российской», в 1759 году он начал печататься, но возникли затруднения, проволочки, и издана «История» была уже после смерти ученого.
Драматургия
В елизаветинское время русский театр только начинал свое существование. Во дворце играли иностранные труппы, ставились французские пьесы, интермедии итальянского театра. А в конце 1749 года кадеты Сухопутного шляхетного корпуса устроили театральную постановку на русском языке – в стенах своего училища они разыграли трагедию Александра Сумарокова «Хорев» и затем повторили спектакль во дворце Елизаветы Петровны.
Сумароков был единственным русским автором, писавшим для сцены. Императрица любила спектакли, но пьес не хватало. И вот 29 сентября 1750 года последовал именной указ на имя президента Академии наук, чтобы профессора Тредиаковский и Ломоносов сочинили по трагедии, «и какие к тому потребны им будут книги, из библиотеки оные выдать с распискою, и по скончании того возвратить в библиотеку по-прежнему».
Ломоносов с жаром взялся за работу (он и до этого уже начал набрасывать свою трагедию), и вскоре пьеса была закончена. Ломоносов сообщает, что «в сей трагедии изображается стихотворческим вымыслом позорная гибель гордого Мамая, о котором из российской истории известно, что он, будучи побежден храбростью московского государя великого князя Дмитрия Ивановича на Дону, убежал с четырьмя князьми своими в Крым, в город Кафу, и там убит от своих».
Это короткое «от своих» позволило фантазии Ломоносова развернуться. В его трагедии царь Кафы – то есть нынешней Феодосии – Мумет перед походом Мамая на Русь обещает ему в жены свою дочь Тамиру и отправляет с Мамаем своего сына Нарсима с отрядом. Мамая Ломоносов изобразил грубым, жадным невеждой.
Кафа остается без гарнизона, и ее осаждает просвещенный багдадский царевич Селим, обучавшийся у индийских браминов. Но он не кровожаден и готов заключить с Муметом перемирие, однако при одном условии: он хочет в жены Тамиру, которую увидел на городской стене. Тамира отвечает ему взаимностью.
Ее няня в ужасе от того, что девушка полюбила врага: «О боже мой! Никак ты тайно согласилась/ И хочешь для любви отечество предать!»
Тамира отвечает: «То небо отврати! Довольно, что прельстилась;/Преступно и любви противничей желать».
Конечно, ситуация сложная, но, казалось бы, все можно решить миром, заключив союз и брак. Однако Мумет боится нарушить данное Мамаю слово и придумывает вежливый отказ Селиму.
И тут в Кафу прибывает сам Мамай! Он уверяет Мумета, что победил русских, и торопит свадьбу. Тамира в отчаянии, она решается бежать из города к Селиму, ее останавливают и приводят к отцу. Селим сражается с Мамаем, но условия поединка грубо нарушают слуги Мамая, набрасываясь на Селима. Царевичу грозит гибель, или же – если он спасется – вражда разгорится с новой силой. Но тут в Кафу возвращается Нарсим и начинает свой рассказ о Куликовской битве:
Уже чрез пять часов горела брань сурова,Сквозь пыль, сквозь пар едва давало солнце луч.В густой крови кипя, тряслась земля багрова,И стрелы падали дождевых гуще туч.Уж поле мертвыми наполнилось широко;Непрядва, трупами спершись, едва текла.Различный вид смертей там представляло око,Различным образом повержены тела.Иной с размаху меч занес на сопостата,Но прежде прободен, удара не скончал;Иной, забыв врага, прельщался блеском злата,Но мертвый на корысть желанную упал.Иной, от сильного удара убегая,Стремглав на низ слетел и стонет под конем.Иной пронзен, угас, противника пронзая,Иной врага поверг и умер сам на нем…
В конце он объявляет правду: войско Мамая разбито. Нарсим приходит на выручку Селиму и в бою убивает Мамая. Царь дает согласие на брак Тамиры и Селима. Кончается все хорошо, несмотря на то что пьеса названа трагедией.
Первое представление трагедии состоялось в Царском Селе, постановкой руководил сам Иван Шувалов. Ломоносов писал ему: «Поздравляю вас с приездом в прекрасное Сарское Село, в которое я отсюда как в рай мыслию взираю, и завидую Тамире, что она счастливее своего сочинителя, затем что предстанет без него пред очи великия монархини…» Далее Ломоносов давал своему покровителю советы насчет постановки пьесы: «Я чаю, что когда Тамира в конце третьего действия от отца своего бежать намерится, – писал он, – то Заисаном будет поймана не в самом бегстве, но когда засмотрится на красоту великолепного здания и в изумлении остановится, забыв о Селиме; и Мамай от Нарсима тогда будет проколот, когда он в поле на позлащенные верхи оглянется». То есть Тамиру должно было погубить мимолетное отвлечение от мыслей о любимом, а Мамая – его тяга к злату.
Трагедия «Тамира и Селим» сейчас же была отправлена в набор и отпечатана в количестве 625 экземпляров. Тираж быстро раскупили, и в январе 1751 года вышло второе издание. Тогда же в придворном Малом театре состоялось второе представление этой трагедии в исполнении учащихся Сухопутного шляхетного кадетского корпуса.
А вот вторая трагедия Ломоносова «Демофонт», в которой речь шла о дворцовых интригах, о государственном перевороте в Афинах, похищении и убийстве малолетнего наследника, популярность не обрела. Ее даже ни разу не ставили на сцене. Наверное, слишком уж были очевидными аналогии с событиями 1741 года и трагической судьбой юного императора Иоанна Антоновича.
В этой трагедии есть замечательное описание бури на море. Так описать шторм мог только человек, видевший все своими глазами:
Внезапно солнца вид на всходе стал багровИ тусклые лучи казал из облаков.От берегу вдали пучина почернела,И буря к нам с дождем и с градом налетела.Напала мгла, как ночь, ударил громкий треск,И мрачность пресекал лишь частых молний блеск.Подняв седы верьхи, стремились волны яры,И берег заревел, почувствовав удары.Тогда сквозь мрак едва увидеть мы могли,Что с моря бурный вихрь несет к нам корабли,Которы лютость вод то в пропастях скрывает,То, вздернув на бугры, порывисто бросает…
Теоретические работы по русскому языку
Сочинительство в России середины XVIII века осложнялось тем, что не было еще единой грамматики русского языка. Одно и то же слово разные люди могли писать по-разному – на слух. И синтаксиса тоже не было: предложения в письменной речи составляли так же, как в устной, а это не всегда оказывалось складно. Нужны были правила, но тут единого мнения не было. Одни предлагали церковнославянские, другие – немецкие… И то, и то не слишком годилось.
Основой для «Российской грамматики» Ломоносова послужила книга Мелетия Смотрицкого. Но только основой! Новый учебник вобрал в себя многолетний опыт ученого по изучению русского языка и выявлению его норм. Конечно, надо обязательно учитывать, что язык Ломоносова очень сильно от современного отличался: употреблялись другие синтаксические конструкции, другими были окончания и даже алфавит был иным.
В 1757 году [86]книга была опубликована тиражом в 1200 экземпляров, что для того времени было немало. 20 сентября (1 октября