пола̀ была половина, так что движение воздуха быть могло с протяжением проволоки согласно. Ибо тень от дому к северу и к грозе склонялась, откуда соединенная со стрелою проволока… простиралась и была близ вырванной ободверины.
Мушенброковой машины [83]при том не было, но конец линеала стоял в опилках для того, чтобы электрическая сила из углов не терялась и указатель бы не шатался. Что до второго касается, то не упомянуто, что было у покойного Рихмана в левом кафтанном кармане семьдесят рублев денег, которые целы остались. 3) Часы, что в углу между по́лою дверью и отворенным окном стояли, движение свое остановили, а в другом углу с печи песок разлетелся. 4) Молнию, извне к стреле блеснувшую, многие сказывали, что видели…»
После смерти Рихмана Ломоносов произнес в Академии речь «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих», в которой призвал своих коллег не предаваться страху и отчаянию, а вспомнить заветы Петра Великого, «ибо между многочисленными великого государя великими делами сия в нашем отечестве наук обитель [84], невероятною и почти божественною его премудростию основанная, была главное его попечение».
Ходатайство Ломоносова о назначении вдове Рихмана пожизненной пенсии не получило удовлетворения: Академия наук ограничилась выдачей ей единовременного пособия. Но вдова Рихмана – Анна-Елизавета Рихман – вышла впоследствии замуж за профессора Брауна, а Ломоносов распорядился принять в Академическую гимназию «на казенный кошт» двух сыновей Рихмана – Вильгельма и Фридриха.
Древнейшая история российская
Ломоносова принято называть энциклопедистом – то есть человеком, обладающим весьма разносторонними сведениями из области многих наук. Не была обойдена его вниманием и история.
Толчком к тому, что Ломоносов пристально занялся историей, стал его конфликтный характер.
В 1747 году Академик эльзасского происхождения Герхард Фридрих Миллер был назначен историографом Российского государства. И это при том, что Миллер даже не владел русским языком! Два года спустя на заседании Академии наук «Происхождение народа и имени российского» он произнес речь, в которой изложил свою норманнскую теорию происхождения русского народа. Согласно этой теории ключевую роль в образовании русского государство сыграли норманны – варяги, то есть скандинавы.
В русских летописях есть эпизод, когда в 862 году нашей эры выборные лица от славянских племен отправились к варягам и пригласили их править русской землей: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».
И тогда пришли к славянам трое братьев – Рюрик, Синеус и Трувор вместе со своими родами, которые называли «русью», и стали править: «И сел старший, Рюрик, в Ладоге, а другой, Синеус, – на Белом озере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».
Для сторонников норманнской теории этот эпизод свидетельствовал, что до призвания на княжение Рюрика государственности на Руси не существовало. С современной точки зрения эта позиция антинаучна: государственность неразвитому народу извне привнесена быть не может. Народ ее просто не воспримет. И для того, чтобы Рюрик, Синеус и Трувор «сели» и стали княжить, общество должно уже было быть достаточно развитым, должны уже были функционировать разнообразные государственные институты.
Миллер всего этого не знал, не учитывал, и для него 862 год явился отправной точкой русской истории. Он считал, что государственность на Руси не возникла в результате внутреннего общественно-экономического развития, а пришла извне. И вообще он считал русскую историю вторичной по отношению к европейской. Конечно, подобное отношение вызвало всеобщее возмущение.
Дело было даже не в истории, а в политике. Миллер не понял: Елизавете Петровне нужен был труд, прославлявший величие русского народа, а работа Миллера его унижала. Случился скандал.
Ломоносов нашел работу Миллера предосудительной и обвинил историографа в том, что «во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может, а именно: как их многократно разбивали в сражениях, где грабежом, огнем и мечом пустошили и у царей их сокровища грабили».
Ломоносов подробнейшим образом разобрал речь Миллера и представил репорт в Канцелярию Академии наук. Он писал: «Господин Миллер говорит: “Прадеды ваши от славных дел назвались славянами”, но сему во всей своей диссертации противное показать старается, ибо на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают, разоряют, огнем и мечом истребляют; гунны Кия берут с собой на войну в неволю. Сие так чудно, что ежели бы господин Миллер умел изобразить живым штилем, то бы он Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен».
Речь Миллера была тем более не ко времени, что совсем недавно окончилась война между Россией и Швецией. А историограф вдруг принялся прославлять врага!
Разгневанная Елизавета Петровна назначила даже специальную комиссию для разбора прегрешений Миллера. В комиссию эту вместе с Ломоносовым вошли Крашенинников и Тредиаковский. В доме Миллера вооб– ще был устроен обыск с изъятием всех материалов, которыми он пользовался при работе. Речь его, уже напечатанная, была уничтожена, но спустя примерно двадцать лет была снова напечатана в Германии. Сам Миллер был разжалован из профессоров в адъюнкты с понижением жалованья. Потом он вынужден был подать прошение о прощении – и должность ему вернули. Миллер усвоил урок: год спустя он напечатал первый том «Описания Сибирского царства» – «первый правильный ученый труд по сибирской истории», который внимательно был изучен Ломоносовым и одобрен им. Впоследствии Миллер более не позволял себе неуважительного отношения к русской истории. Кстати, он помогал Вольтеру в написании истории царствования Петра Великого, предоставляя материалы и замечания.
Но все это будет позже, а тогда, в 1749 году, Академия наук и сама государыня Елизавета Петровна, даже наказав Миллера, проблемы не решили: русская история осталась ненаписанной. Обсудив ситуацию с Иваном Шуваловым, Елизавета справедливо рассудила, что не нужно было поручать писать русскую историю немцу, а надо подрядить на это русского человека. Выбор пал на Ломоносова. Через Шувалова он получил «всемилостивейшее повеление» немедленно приняться за дело. И многолетней работы на свет появился его эпохальный труд – «Древняя Российская История от начала Российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого или до 1054 года».
В течение нескольких лет Ломоносов изучал русские летописи и законодательные акты. Внимательным образом прочел рукопись «Истории Российской» [85]покойного Василия Никитича Татищева. Большое внимание уделил античным и византийским писателям, пользовался сочинениями западных историков.
Свой труд Ломоносов начал с самого проблемного вопроса – происхождения русского народа из смешения различных обитавших на среднерусской равнине племен. Как сейчас принято говорить, он был сторонником сарматской теории этногенеза славян – принятой и в наши дни. И он сумел доказать древность славянских народов и наличие у русского народа самостоятельной культуры! «Множество разных земель славенского племени есть неложное доказательство величества и древности», – писал он, справедливо утверждая, что Миллер умышленно или неумышленно принизил достоинство русских и что задача историографа
