он обрывался провалом на север. Во все стороны расходились хребты, но обращал на себя внимание зубчатый скальный гребень со стоящей посередине высокой и острой скалой, расположенной прямо напротив. Этот гребень состоял из разрушенных скал и был так узок, что преодолеть его можно было разве что только сидя верхом. С юга и севера подступы к вершине тем более были неприступны, так как обрывались разрушенными крутыми откосами. Разглядев всё это, Роман вынес свой вердикт:
— Всё сыплется, лезть не стоит.
В сторону Холзуна уходил многокилометровый водораздельный гребень. Обрывистый с севера, он был изъеден язвами провалов, у подножья которых среди холмистого моря камней виднелась целая цепочка ярко-синих озёр. На юго-западе хорошо просматривалась извилистая лента ущелья с белой ниточкой реки посередине.
— Нарымка, — коротко пояснил Роман, — это уже бассейн Тургусуна. А это кары, — показал он на провалы, заполненные снегом. — Когда-то здесь ползли ледники, своей тяжестью выгрызая эти ямы в горе.
— А этот снег разве на ледник? — удивился Агафон.
— Это снежники, и от ледника они отличаются тем, что не накапливаются из года в год, а стаивают, не образуя льда. Никто из географов ледников здесь не находил.
— «Дик и страшен верх Алтая, вечен блеск его снегов», — продекламировал Степан. — Это ещё в середине девятнадцатого века написал поэт Хомяков, хотя сам никогда на Алтае не был.
— Неплохо сказано, — одобрил Роман, — хотя эти строки лучше отнести к Белухе. У нас вечных снегов нет.
— Да и ничего ужасного и дикого не видно, — поддержал Романа Егор. — Ходим и радуемся: солнышко сверкает, тепло и комаров нет. Рай, да и только!
Только это сказал, а через каких-то полчаса на западе заклубились чёрные тучи и двинулись прямо на них. Лохматое чёрное чудовище приближалось к путникам, протянув вниз рваные клочья дождевых отростков.
— Вот накаркал! — с неудовольствием заметил Агафон.
— Рвём когти, и как можно быстрее! — скомандовал Роман.
По навалам каменных глыб быстро не поскачешь. Дождь сыпанул сразу вместе с грохотом грозового разряда. На скорую руку накрывшись клеёнчатой палаткой, путешественники вздрагивали с каждой вспышкой молнии, сверкавшей совсем рядом, причём вовсе не сверху, а где-то по сторонам, то слева, то справа. Громыхало почти сразу за вспышкой, и ребята молили Бога и каждый раз радовались, что очередная вспышка ударила не по ним, а прошла мимо. Но гроза быстро кончилась, с затухающим грохотом укатившись куда-то в сторону Холзуна.
Весь следующий день ребята отдыхали на берегу озера и даже пробовали купаться в ледяной воде.
Высокая цель
Через две недели друзья отправились в новый поход. Через Холзун «на Уймон», — говорил Роман. На перевал можно было подняться прямо с Большой Речки, считай, от самого дома, но Роман опять выбрал дорогу через Тегерек с целью снова навестить москвича.
— Время у нас есть, а когда ещё представится возможность поговорить с интересным человеком? — объяснял он ребятам.
Максим был на своём месте. Он почти не удивился, увидев ребят.
— Ага, старатели заявились! Ну как золотишко, много намыли? Ничего? Вот и правильно, это хорошо. От этого занятия один вред. Вы думаете, я из-за него тут прохлаждаюсь? Да ничего подобного! Золото, деньги — это всего лишь средство для достижения цели. Чтобы добраться до ваших мест, нужны денежки — вот я и ковыряюсь. Деньги, вообще, не главное в жизни, и вовсе не в них счастье человека.
— И что же за цель у вас? — неуверенно спросил Стёпа и добавил: — Если не секрет.
— Секрет? Да, пожалуй, секрета-то и нет. Но кому попало я предпочитаю не говорить. Всё равно не поймут, а болтать лишнее будут, а я это не люблю.
— Если секрета нет — значит, какая-то идея?
Роман сказал это, пытаясь поставить себя на равные с москвичом.
— Пожалуй, ты прав, — согласился москвич, — идея есть, только не всё сразу. Тут большой разговор — не знаю, поймёте ли.
Ребята деликатно молчали, а геолог же, намолчавшись в одиночестве, как видно, сам хотел общения.
— Идея, идея, — повторил он два раза. — Я вот что вам скажу: объехал я и Кавказ, и Тянь-Шань, а вот прикипел к вашим местам, зыряновским. Там всё грандиозно, есть заснеженные вершины, ледники, эффектные виды, зато у вас глушь, безлюдье, травяные дебри. Может, ещё и потому, что ваши места нехоженые, мало кому известные. Нет для меня мест лучше, чем Тегерек, Громотушка.
— Есть ещё Тургусун знаменитый, — вставил Роман.
— Конечно, и Тургусун. А вот насчёт знаменитости — это понятие относительное. У вас его знают, а спросите любого москвича-туриста — он ничего не слышал о вашем Тургусуне. И о Тегереке и Громотушке тем более. В общем-то, это нормально и даже хорошо. Хорошо, что есть такие глухие, неизвестные туристам уголки. А раз неизвестные — значит, сохранившиеся, нетронутые. Я давно пришёл к выводу, что природа хороша там, где нет людей. Жестокая мысль? Да, жестокая. Правда почти всегда не нравится людям. Человек думает: вот сделаю по-своему, построю на реке плотину, поверну реку — и будет лучше. Ан нет! Всегда получается хуже, и рано или поздно природа начинает мстить. И этот лозунг, что надо переделать природу, что «нечего ждать от неё милостей, а взять их — наша задача» — это ошибка, причём преступная.
Максим помолчал, о чём-то задумавшись. Молчали ребята, понимая, что их собеседник не сказал ещё самого главного.
— Да, но я хотел о другом. Вот насчёт идеи. Вы же знаете: места у вас рудные, а я геолог. Хочу проверить свою теорию по генезису ваших месторождений. Слово «генезис» означает происхождение, способ, путь образования рудных залежей. Вы понимаете, как это важно для геологов-разведчиков? Зная, как образовалось месторождение, легче его найти. И это всегда тайна за семью печатями. В вашем Зыряновске кто только не был из геологических корифеев! Начиная с великого Гумбольдта. Потом Щуровский, Гельмерсен, Мушкетов, Обручев. Всё это звёзды в геологической науке. Сколько диссертаций написано на эту тему, по генезису ваших руд, а загадка не раскрыта до сих пор! Скоро основное месторождение в Зыряновске будет отработано, а учёные всё спорят, как оно образовалось. И все понимают, что есть здесь ещё не открытые богатые залежи, а вот где они — пока загадка. Не буду вас мучить мудрёными словами, а их там много, скажу очень кратко, хотя и примитивно. Моя теория заключается в том, что сгусток магмы на заре образования нашей планеты Земля, прорвав уже загустевшую оболочку, вырвался наружу. Этот прорыв или выброс, где сконцентрировались различные металлы, я называю ядром. При этом
