и нервы. Выделите жилет и пару бойцов для прикрытия. Повесьте на меня микрофон и обеспечьте связь с психологом. Поговорим с парнишкой через дверь.
— А если он потребует войти в аудиторию? — ректор схватил Дегтярева за локоть и прошипел сквозь зубы: — Ты что творишь, олень?
— Потребует — войду. Вить, мы можем торчать здесь до вечера. Взять этого недоумка измором. Но у тебя есть гарантии, что он не съедет с катушек окончательно?
— Аська вас убьет, — пробормотала я себе под нос, но Олег Андреевич услышал это и взглянул на меня поверх плеча.
— Не возражаю. Если меня убьет она… Значит, эта вылазка будет успешной. Сергей Дмитриевич, — обратился он к Шатохину, — окончательное решение за вами. Но советую хорошо подумать.
Руководитель переговорной группы поджал губы и обвел присутствующих взглядом. Тихо выругался, взъерошил волосы ладонью и кивнул:
— Собираемся. Я иду с вами. Парней нам для прикрытия, жилеты и необходимое оборудование. — Вновь тихое ругательство и громогласный рык: — Чего застыли? За дело!
Я с замиранием сердца наблюдала за всеми приготовлениями, а когда группа из вооруженных бойцов, Шатохина и Дегтярева скрылась в корпусе универа, вновь испытала острое желание помолиться.
Где-то за периметром оцепления переговаривались люди. Я старалась не прислушиваться к доносившимся словам, вместе с остальными глядя на выход из здания. Время вновь застыло, страх липкими пальцами сжимал сердце, замедляя его бег. Я спрятала дрожащие ладони в карманы толстовки Лукашина, не желая показывать окружавшим меня мужчинам свое волнение. Впрочем, никому до меня не было дела, даже Никита, все еще стоящий рядом, сконцентрировал все внимание на дверях универа.
— Мать твою, микрофон не работает, — выругался Глеб, щелкая кнопками на своем оборудовании. — Они дошли до аудитории и отключили его.
Я не знала, сколько времени прошло. По ощущениям — целая вечность, каждый миг которой превращался в ад, потому что мы были вынуждены вслушиваться в любой незначительный шорох, боясь, что вновь прозвучат выстрелы. На деле же вряд ли стрелки часов отмахали больше получаса.
И когда напряжение достигло апогея, выкручивая суставы и мышцы, парализуя страхом и перекрывая легким доступ к кислороду, в заветных дверях показались люди.
Я вскрикнула. Дернулась вперед, наткнулась грудью на руку Лукашина, впечатавшуюся в дверцу фургона, и собравшись с силами, оттолкнула Никиту, пытавшегося меня удержать.
— Дима! — возглас, который должен был оформиться в крик, сорвался с губ сиплым выдохом. — Дим…
Глава 26. Никита
Едва успев перехватить бросившуюся к корпусу университета Резкую, я рванул ее на себя и припечатал спиной к фургону.
— Стоять! — рявкнул и, когда Амели вновь толкнула меня, собираясь через сквер рвануть к Димону, я встряхнул ее за плечи, цедя со злостью: — Да стой ты, дура! Он живой, а тебя, идиотку, могут грохнуть. Живой он, — повторил и показал на группу Дымыча, которую омоновцы выводили вдоль стены, а затем махнул на окна аудитории: — Голову включи. Окна куда выходят? Пулю словить решила или бессмертия отхлебнула?!
— Отпусти! — дернулась Резкая, не слыша меня и неотрывно смотря в сторону, куда выводили группу Дымыча. — Лукашин! — выкрикнула, выпустив из поля зрения Димона и переводя раздраженный взгляд на меня. Толкнула меня в грудь и после того, как я помотал головой, забилась, дергаясь из стороны в сторону: — Отпусти! Там Дима! Отпусти!
— Резкая, — прошипел я, едва успевая уворачиваться от метящих в глаза ногтей и пропуская удары кулаков. — Амели, блядь! Включи башку, идиотка!
Встряхнув девушку в разы злее и уже не переживая, что делаю ей больно, я вдавил ее собой в борт фургона и обернулся.
Омоновцы, менты, карета скорой помощи и врач, суетливо перекладывающий что-то в своей сумке. Ища глазами кого-нибудь, кто смог бы мне помочь утихомирить срывающуюся в истерику девушку, я заметил отца Димона. И не нашел ничего лучше, как позвать его:
— Лев Андреевич!
— Никита, не сейчас, — отмахнулся он, двинувшись в сторону выведенной из университета группы. Однако, когда я вновь позвал его и показал на истерящую Резкую, Авдеев на мгновение застыл.
Бросил взгляд на сына.
И, к моему облегчению, не прошел мимо, а окликнул врача и поспешил к нам.
— Лиля, девочка моя, все хорошо, — ласково произнес Лев Андреевич, привлекая внимание Амели, и тут же рыком поторопил подошедшего медика: — Успокоительное или что-нибудь. Быстро!
— Ди… ма… — задыхаясь, будто тонет, прохрипела Резкая.
Белая как мел, она неожиданно сильно впечатала мне коленом в бедро. Рванулась в сторону и замерла, увидев отца Димона.
— С ним. Все. Хорошо, — отделяя слова, Лев Андреевич провел ладонью по щеке застывшей девушки и, глядя ей в глаза, негромко добавил: — Я тебе обещаю, что с ним все хорошо. Сейчас я схожу к нему и сразу же вернусь к тебе. Хорошо? — Дерганный кивок в ответ. — Доктор сделает укол, чтобы ты успокоилась, а Никита побудет рядом. Хорошо?
Амели вновь кивнула и мельком посмотрела на врача, набирающего в шприц прозрачную жидкость из ампулы. Сразу после этого — на меня, будто убеждаясь в словах Льва Андреевича.
— Никита, — скупо бросил Авдеев.
Кивнув ему, я прижал Резкую к фургону, лишая возможности пошевелиться, пока врач не вколет успокоительное. Услышал хрипящий вдох Амели и прошептал ей, смотрящей мне в глаза затравленным зверьком:
— Ш-ш-ш. Все хорошо. Ничего не бойся. Я с тобой. Слышишь?
Успокаивая Резкую, я не разрывал с ней зрительный контакт. Повторял, что никуда не уйду, и держал ее, не давая вывернуться и пошевелиться до приказа врача:
— Молодой человек, можно отпускать.
— Слышишь, Амели? — спросил я и повторил слова отца Димона: — Лев Андреевич сейчас сходит к Димону. Ему передать, что ты волнуешься?
— Да, — еле слышно выдохнула Резкая, на мгновение скакнув взглядом на Авдеева.
— Мы же подождем, пока Лев Андреевич вернется?
— Да.
— Я тебя отпущу и мы будем ждать здесь. Хорошо?
— Да.
Сделав шаг назад, я показал Амели ладони, подтверждая этим жестом первую часть своей последней фразы, и после, намекая сесть, мягко надавил на ее плечи.
— Сейчас мы сядем и будем ждать, — негромко произнес я, опускаясь вместе с Резкой на асфальт. — Лев Андреевич уходит, — выделил интонацией намек, что Авдеев может идти и дальше я справлюсь сам. — Он скажет Димке, что ты волнуешься, и спросит, что передать тебе. Потом вернется и расскажет нам, что с Димкой все в порядке. Хорошо?
— Да, — кивнула Амели, едва заметно вздрогнув, когда я сел не напротив, а рядом с ней.
— Ждем, — выдохнул я, привалившись спиной к борту фургона, и для большей убедительности вытянул ноги.
Краем глаза я видел, что Резкая глянула на мою расслабленную позу и
