мне неудобно — не готовилась. Чувствую, что надо что-то сказать, а в горле ком стоит. Растерялась. Стою на краю сцены, мне говорят что-то, телеграммы зачитывают, поздравляют, цветы дарят, а я слова сказать не могу, не слышу ничего… Обидно, правда? А домой пришла — Танюша поздравила. Как она узнала, до сих пор понять не могу…
Анна Алексеевна легко вздохнула, как вздыхает человек, вспомнивший о чем-то хорошем и сожалеющий, что это хорошее в прошлом.
— Что-то я разговорилась, — сказала она. — Вы ведь не за этим пришли.
— Кто знает? — возразил Скаргин. — Возможно, и за этим тоже. Мне трудно объяснить, Анна Алексеевна, но я никак не избавлюсь от смутного ощущения, что вы скрываете что-то. Постараюсь высказаться яснее. Таня с прошлого года живет не с матерью, а у вас. Понимаю, что это единственно правильное решение. Понимаете это и вы. Таня колебалась, но приняла его, и здесь мне все ясно. Но как вы согласились, чтобы дочь ушла от матери? Чтобы решиться на это, вам нужны были серьезные основания. В прошлый раз вы сказали: «У меня ей лучше». Я готов принять ваши слова как одну, отнюдь не главную, из причин. Вы сознательно содействовали разлуке дочери с матерью. Я знаю вас мало, но вполне достаточно, чтобы правильно оценить ваш поступок. Не хватает чего-то, что связало бы желание и решение приютить у себя Таню…
— Я боюсь за будущее Танечки. — Лицо Анны Алексеевны покрылось красными пятнами.
— Почему вы не взяли ее к себе раньше?
Анна Алексеевна молчала.
— Вы сами раньше жили с Прусом и Еленой Евгеньевной, видели условия их жизни.
— Это было ужасно! — Она закрыла лицо руками.
— Вы не могли терпеть жадности, скаредности Евгения Адольфовича, не выдержали последовавшего затем разгула потребительских страстей Елены Евгеньевны. Почему же вы раньше не изъяли Таню из душной, ядовитой атмосферы гнездышка Обуховой? — Скаргин закончил: — Я скажу вам почему. До определенного момента вы не теряли надежды, что все изменится. Но до какого момента?.. Почему вы не хотите помочь мне?
Анна Алексеевна порывисто отвернулась и тщательно вытерла глаза.
— Вы спрашиваете почему я не взяла Таню раньше? — Она начала говорить, не глядя на следователя: — Десять лет назад она написала мне письмо. Тогда она училась в школе-интернате. Ей было девять лет. «Мамочке трудно, — писала она. — Она устает, приходит поздно. Тетечка, помогите ей, пожалуйста. Приезжайте к нам».
Скаргин видел, с каким трудом давалось Анне Алексеевне каждое слово.
— Я, конечно, приехала. Как сейчас помню, поезд приходил поздно. Пока нашла дом, стало совсем темно. Я постучала. Испуганный детский голос спросил: «Кто там?», а когда я ответила, дверь открылась, и ко мне бросилась маленькая, худенькая девочка. Она плакала и приговаривала: «Мне страшно, тетечка-!» Мы вошли, сели на диван. Я стала успокаивать ее. Минут через пятнадцать Танечка заснула, положив головку мне на колени. Я отвела ее в кровать, уложила и стала ждать взрослых. Первым пришел Евгений Адольфович. Он нисколько не удивился моему приезду, мельком глянул и ушел в кухню. Даже не поздоровался. Я подождала, думала, вернется, потом сама пошла на кухню. Он сидел за столом, расправлял мятые трешки, пятерки и складывал их в пачку. Увидев меня, закрыл деньги руками и зло спросил: «Чего надо?» Я сказала: «Евгений, я твоя двоюродная сестра, ты хоть бы поздоровался». — «Здравствуй», — буркнул он. «Почему вы оставили девочку одну? Где Лена?» Он спрятал деньги и усмехнулся. «Гуляет Леночка, гуляет! Я работаю, как вол, хожу по квартирам, копейки зарабатываю, а доченька моя из ресторанов не вылазит! — Он замолчал, прислушался: — Вон машина остановилась. Слышишь? Привезли доченьку, иди встречай». Он вытащил раскладушку и стал стелить постель. Вошла Лена. Увидела меня, обняла. От нее пахло спиртным, но я не хотела начинать с замечаний, промолчала. Она завела меня в комнату: «Извините, тетя, угощать нечем. Я сегодня в ресторане ужинала». — «А как же Танечка?» Но она уже потеряла ко мне всякий интерес. Стояла и рассматривала себя в зеркале… Я осталась и прожила у них полтора месяца.
Анна Алексеевна вздохнула. Это был вздох человека, которому нанесли обиду.
— Они выжили меня. Евгений Адольфович утром уходил на работу, вечерами подрабатывал на стороне, а ночью считал свои трешки. Он просто игнорировал меня, а Лена меня возненавидела. После того как я сказала ей, что она ведет себя неправильно, преступно по отношению к дочери, что ее постоянные гулянки, плохое питание отражаются на нервной системы Тани, — она указала мне на дверь: «Это не ваше дело. Будьте любезны, занимайтесь своими детьми, а раз их нет, заведите!» Я пошла к ней на работу. Там мер не приняли, а отношения наши стали еще хуже.
— А Таня? — спросил Скаргин.
— Девочка привязалась ко мне. — Глаза Анны Алексеевны потеплели. — Фактически все свое время она проводила у меня, только ночевала дома. Я снимала комнату, а через три года получила эту квартиру. Здесь мы и живем. В ноябре прошлого года Таня перебралась ко мне.
— Так что же произошло в ноябре?
Анна Алексеевна отвела глаза.
— Я навсегда запомнила этот день. Второе ноября прошлого года. Перед праздником я хотела договориться с Леной, чтобы Таня провела несколько дней у меня. Вечером пошла к ней. Дома никого не было. Я спустилась вниз, подошла к сараю, где жил Евгений. Чуть было не постучала в дверь, но услышала раздраженный голос Лены. «Нечего тебе здесь делать, — говорила она кому-то. — Приехал, думал, дурой была, дурой и осталась…» Извините, но она так и говорила… «Ошибаешься, дорогой. Денег у меня нет. А если бы и были — не дала бы!» — «Расскажу Тане, что я отец, — отозвался мужской голос. — Заживо захоронила…» Тут он выругался. «Говори, говори! — прошипела Лена. — Испугал, будьте любезны. Рассказывай. Начхала я на это. Может, ты ее забрать хочешь? — Она с издевкой засмеялась. — Забирай. Я ее даром, бесплатно отдам. Еще и спасибо скажу. Хватит, намучилась». Представляете?.. Я не могла шевельнуться, ноги словно в землю вросли. А они продолжали. «Ну ты, уголовник, чего молчишь? — Лена говорила уже спокойно и совсем тихо. — Раздумал? Да кому ты нужен такой?!» — «Дай денег, Ленка! — сказал мужчина. — Пару сотен. Мне только раскрутиться, а там верну». — «Денег ему дай, будьте любезны! А ты
