мне много давал?» — «Да человек же ты, Ленка! Вспомни, ведь любил я тебя…» Они помолчали. «Великолепно… Слышишь, идет кто-то», — шепотом сказала Лена. «Показалось», — ответил мужчина. «Уходи», — сказала Лена. «Куда идти. Ты и домой-то не пустишь к себе, а?» — «Ладно придуряться. Уходи». — «А деньги как же?» — «Захочешь, найдешь. Вон у старика тысячи на книжке». Они говорили еще что-то, но я уже не могла слушать. Мне показалось, что меня всю с ног до головы облили грязью… — Анна Алексеевна закрыла лицо ладонью. — Теперь вы все понимаете? — спросила она.
— Нет, — сказал Скаргин. — Я не понимаю, как вы могли скрывать это.
4.
— Если я вас правильно понял, вам нужна санкция на обыск в квартире Арбузовой? — Прокурор не мигая смотрел на Скаргина.
— Да, я подготовил постановление, — ответил тот.
Прокурор мельком взглянул на бланк постановления, отвинтил колпачок авторучки и размашисто расписался.
— У вас все? — спросил он, завинчивая колпачок.
— Все.
— На завтра подготовьте подробный доклад, — сказал прокурор, протягивая через стол бланк постановления. — А теперь слушайте внимательно. Полчаса назад в больнице скончалась Арбузова. На место уже выехала следственная группа, хотя, возможно, нашего вмешательства и не потребуется. Так или иначе смерть Арбузовой отразится на ходе проверки. Согласны? Значит, вопрос решен. Надеюсь узнать от вас подробности…
5.
Санитарка ошалело смотрела на Сотниченко и явно не могла понять, чего от нее хотят. Вопросы, которые теперь уже в горячке задавал инспектор, казалось, не доходили до ее сознания. Она часто моргала и почему-то обиженно покусывала губы, отчего с них прямо на глазах исчезали последние следы помады. На воспаленных веках были видны пятна размокшей туши.
Сотниченко все больше краснел, и его петушиный хохолок на затылке выглядел как никогда воинственно.
— Черт возьми! — не выдержал он. — Вы что здесь, в больнице, с ума посходили? Раиса Петровна, вы — персонал. Понимаете — персонал! Неужели не можете связно ответить на элементарные вопросы?!
— Вы ей валерьянки дайте, — посоветовала медсестра, до этого молча сидевшая на табуретке в углу.
Сотниченко обернулся:
— Вы думаете, поможет?
Медсестра уже возилась со стаканом.
— Конечно. Рая просто переволновалась.
Она передала Сотниченко стакан, а он в свою очередь протянул его санитарке:
— Выпейте, выпейте, Раиса Петровна.
Пока она мелкими глотками пила валерьянку, Сотниченко отвел в сторону милиционера и что-то сказал ему на ухо. Милиционер козырнул и вышел.
Сотниченко прошелся между застеленными койками и, остановившись у окна, посмотрел вниз. Со второго этажа был виден глухой уголок парка, кирпичная стена и часть шоссе, по которому, словно игрушечный заводной жучок, преодолевая подъем, двигался автобус. Вот он вскарабкался на горку и остановился. Было видно, как открылась задняя дверца, но никто не вышел. Автобус вздрогнул, покатился под уклон, однако, прежде чем он исчез из поля зрения, солнце отразилось в заднем стекле и послало яркий оранжевый луч в сторону больницы.
Сотниченко отвернулся.
— Успокоились, Раиса Петровна?
Санитарка кивнула, хотя стакан, который она держала в руке, еще дрожал.
— Тогда давайте вспоминать.
Санитарка снова кивнула.
— По распоряжению дежурного врача вы временно подменяли Кукуеву в приемном покое больницы. В котором часу это было?
Санитарка прикусила губу и наконец поставили стакан на тумбочку.
— В два часа дня.
— Сколько времени вы подменяли ее?
— Минут двадцать.
— Так, — удовлетворенно кивнул Сотниченко. — А теперь вспомните, кто принес передачу для Арбузовой?
Лицо санитарки сразу сморщилось, стало некрасивым. Она заплакала.
— Я не думала, что так получится, — сквозь слезы сказала она.
— Естественно, не думали. — Сотниченко переждал минуту. — Это был мужчина? Или женщина?
— Мужчина.
— Что он сказал вам?
— Ничего. — Раиса Петровна краем полотенца промокнула уголки глаз. — Я спросила: «Кому передача?»
— А он?
— Сказал: «В шестую палату. Арбузовой».
— И больше ничего?
— Я спросила: «Записки не будет?» Он сказал, что нет. Постоял немного и ушел.
Сотниченко снова кивнул, как кивает учитель, довольный ответом ученика.
— Хорошо. Что было дальше?
— Я продолжала дежурить.
— Когда Кукуева сменила вас?
— Минут двадцать третьего. Я сказал ей, что приняла две передачки, обе в шестую палату. Она еще спросила, кому передачки, а когда узнала, что Арбузовой, удивилась.
— Удивилась?
— Да, она сказала, что Арбузову никто не навещает.
— Кукуева у нас постоянно дежурит в приемнике, — вставила медсестра, сидевшая в углу.
— Что вы делали потом?
— Взяла эти две передачки с собой, потому что сегодня дежурю по шестой палате.
— Так. И отнесли?
Раиса Петровна всхлипнула:
— Да. Я проверила, что было в пакетах.
— Что же было в пакете для Арбузовой?
— Три кусочка хлеба, колбаса и поллитровая баночка с компотом.
Валерьянка подействовала. Санитарка перестала кусать губы и отвечала, хотя и с трудом, но внятно.
— Вы кормили Нину Кузьминичну?
— Нет. Она сама кушает. Больные недавно обедали, но она все же съела колбасу, компот тоже выпила почти весь. Я проследила, как она ест, и унесла банку и хлеб.
— Пища в обед для всех больных одинаковая?
— Кроме диетчиков. Для них готовят отдельно. Арбузова не была на диете.
— Куда вы отнесли банку и хлеб?
— Положила в холодильник, а потом их забрал милиционер.
— Так. Дальше что?
— В три часа Арбузовой стало плохо. Я уложила ее в постель, поставила термометр и вызвала доктора.
— Значит, вы отлучались из палаты?
— Нет. Здесь есть сигнализация. Я никуда не выходила. Больной становилось все хуже и хуже. Ее стало тошнить, началась рвота. Когда пришел врач, у нее изо рта шла пена, тело свело судорогой…
Санитарка опять часто заморгала, приготовившись плакать, но Сотниченко стал прохаживаться между койками, и это ее отвлекло. Она завороженно следила за ним и продолжала говорить:
— Стали делать уколы, но ничего не помогало… Я недавно здесь работаю; наверное, уйду
