И Вацлаву она подходила. Он всегда выбирал как раз таких, которые сами себе всё объяснят, а потом ещё много полезного расскажут. А гиды всегда были полезны.
— Вы только простите, пожалуйста, меня заранее, — Вацлав так просто прощать не собирался ничего, но с интересом приподнял брови, — Грася заболела, и вот вместо неё. Я, — девица испуганно втянула голову в плечи, лишившись мгновенно решительности и избыточного энтузиазма. Вацлаву было всё равно, Грася там или нет. Хоть бес лысый, лишь бы в замок провёл. — И я про сам замок мало, что знаю. — А вот это было не очень. — Но я вам его просто покажу. Он красивый, — добавила с придыханием. — И страшный. Но, главное же, ведь увидеть своими глазами, почувствовать дух, душу… — девочка испуганно на него покосилась, не сбежал ли от такого смелого заявления. А он нет, не сбежал. Потому что знал наверняка, так оно всё и было. И дух, и душа. Но и фактами пренебрегать, разумеется, не стоило. Вацлав коротко ободряюще приподнял уголки губ, вежливо предложив девице руку, помогая обойти широкую лужу. Руку та сначала возмутительно проигнорировала, а потом, неловко поскользнувшись, крепко поймала. Да так, что Вацлав едва не охнул от её железного захвата.
— Его зовут Журавлиным замком, вы ведь знаете? — с надеждой спросила девчонка. Конечно, он знал. Это было второе, народное имя Ратицкого замка. — Говорят, журавли приносят счастье, — вздохнула девчонка, пальцы которой оказались так необычайно сильны, что Вацлаву это показалось подозрительным. — А ещё, что они переносят души людей за грань и обратно. Красивые, добрые птицы, — совсем смешалась девчонка, — Как замок.
Добрым замок Вацлаву не казался. Настороженным, напряжённым, может быть, немного насмешливым. Но точно не добрым.
— Видите? — слегка задыхаясь от быстрого подъёма оживилась девчушка. — Это ложная башня с фальшдонжоном.
О ложной башне он не знал. Тем более о фальшдонжонах… За фальшборт держался, а с фальшдонжоном сталкиваться не приходилось.
Среди пожелтевших деревьев показалась высокая каменная стена, казавшаяся непреодолимой и страшно надёжной, и башня с узкими воротами, в которые пройти мог разве один пеший человек. Ну, может, ещё, лошадь. Тоже одна. Не очень упитанная только.
— Если вы без пропуска, миновать её не удастся, — подтвердила его опасения пигалица.
— А у тебя…
— Для вас гостевой, — с необоснованным превосходством объявила девчонка. — На четверых человек! — и радостно так заулыбалась.
А если ей шею просто свернуть? Никто ведь и не узнает, вяло прикинул Вацлав, это всё бы упростило. Нет свидетеля — нет проблем.
Но никаких гарантий, что там дальше больше сюрпризов не будет, и он решил пока её не трогать.
Они прошли сквозь арку фальшивой башни, и Вацлаву огнём обожгло запястье. Он зашипел даже.
— Это метка, — преувеличенно радостно отозвалась дурища, которая почему-то забыла предупредить о такой важной детали. По мнению Вацлава, одно только слово "метка" звучало зловеще, что было говорить о ярком зелёном браслете, украшавшем теперь его широкое запястье. Вацлав с трудом сдержал рык и подумал, что в бездну гуманные методы, одной шеи тут будет мало. Запястье снова коротко обожгло. Вацлав вопросительно и мрачно уставился на бестолковую девку. — Она исчезнет без следа, как только вы покинете территорию Академии. Метка призвана защитить обитателей замка и хранящиеся в нём артефакты, — щебетало это несчастье, не подозревая, что от расправы её защищает сейчас только это вот нелепое волшебство, которое скинуть для Вацлава ничего не стоило.
Но послушать о системе защиты Журавля было не лишним, поэтому Вацлав скривился в вежливой гримасе, пропуская свою провожатую вперёд.
— Там сторожевые камни, — бестолковая махнула рукой, не видя, что он давно отметил их расположение, размер и интервал, с которым они были установлены. — Они были здесь всегда, и, насколько я помню, в них вложено какое-то страшное древнее волшебство. Так нам говорили. Но я думаю, это, скорее, чтобы мы близко не подходили и не сломали что-нибудь ненароком, — девица хихикнула, счастливая в своём неведении, не подозревая, что приблизься к камню чужак, от него и мокрого места бы не осталось.
Вацлав смерил пичугу взглядом, размышляя, что, пожалуй, да, студиозусы могли бы сломать. Надо бы подумать, как это обставить, чтоб свалить всё на юных незадачливых экспериментаторов.
— А это… — девчонка медленно пролезла через сухие кусты, — Тут надо быть осторожным. Изгваздаетесь в листьях, потом чесаться будете. Они застревают в одежде, не выбить, а у них крошечные ворсинки на листьях с раздражающим соком. Чешется просто страх как, — поделилась опытом несчастная, — хоть платье потом выбрасывай.
Вацлав, задрав высоко руки и громко кряхтя, пробрался сквозь почти осыпавшиеся кусты, чувствуя, что таки да, уже чешется. Будь этот журавль не ладен.
— Это специально, чтоб мы к камням не бегали, — уверенно сообщила девчонка.
А Вацлав вот был уверен, что это очередная метка. Чтобы сразу было видно таких, как вот он.
Наверняка, кусты зачарованные так, что если у кого-то дурные намерения, тот и будет чесаться. А кто с добром идёт, тому ничего и не будет.
Вацлав незаметно почесал бок, вдруг показалось? Эту ловушку он знал, как обойти. Главное, сейчас думать об архитектуре или вон о красивых листьях, которые живописно усыпали выглядевший одичавшим парк.
— Вон там полигон, — махнула сразу в трёх направлениях девица. — У нас там спорт, — обречённо вздохнула, — И очень грязно. А вы, собственно, почему на экскурсию пошли? — ошарашила его внезапным неправильным вопросом. Такие вопросы ему были не нужны и в целом опасны для жизни спрашивающего. — Может, вам что-то особенное хочется посмотреть? — Посмотреть. А ещё бы потрогать. Но при свидетелях он не рискнёт. — Или узнать? — Ну пока можно продолжать в том же духе. — А то я всё о ерунде какой-то рассказываю. — Отличная, очень познавательная ерунда. Не останавливайся, главное. — Может, вам интересно, в каких условиях живут студиозы или, например, портретная галерея в музее учебного корпуса? — Если только тезисно. Неважной информации не бывает. Есть та, которую не придумали, как использовать. — Или зачарованные витражи на преподавательском этаже? — Вот. А говорила, ерунду рассказывает.
Оказалось, что вместо пространных своих мыслей, Вацлав на каждый вопрос отвечал лаконичным "Угу", за что и поплатился.
Теперь он знал о двухголовком драконе, который следил за обоими жилыми корпусами, женским и мужским, и звался в них соответственно Невтон и Евсеич, и был по совместительству преподавателем наимертвейшего драконьего языка, который и изучать-то давно нужды не было, потому что все сохранившиеся драконии талмуды давно были переведены на всеобщий. Но в Ратицкой Академии его по-прежнему изучали к вечному недовольству студиозусов. Поэтому Невтон Евсеевич удостоился самого большого числа обидных прозвищ, что убийственно занудного нрава его ничуть не улучшило, и за жилыми корпусами он следил аки форменный дикий дракон.
