дружным «ура». Сидящая на валуне — раньше такого большого здесь точно не вырастало — Ольга, подарила взгляд, полный ярких смешинок-искорок и удачно скрываемого превосходства. Она была довольна и собой, и теми, кто сражался с ней рядом, и боем, и победой. У ног ее валялась лопата, от которой осталась разве лишь половина обгоревшего черенка.
«И ладно. Пусть считает эту победу только своей. Не так уж много я и сделал», — решил Горан и пошатнулся. Нога казалась колодой, кое-как держала, но с каждым мгновением немела все сильнее, а показывать этого не стоило. Не сейчас. Слишком много глаз на него смотрели, и одни из них…
— Ты ранен? — как Ольга оказалась рядом, Горан не понял. Показалось, в мгновение ока с валуна спрыгнула и к нему сиганула. А может, и сам валун, и сидящая Ольга лишь видимостью являлись — насланным наваждением? Стояла же она рядом, только удачно глаза отводила, лишь заговорив, обратила на себя внимание?
— Пустое… — прошептал Горан то ли в ответ на ее вопрос, то ли самому себе.
Чаровница нахмурилась, осматривая его с головы до ног, подошла практически вплотную, чуть склонила голову.
Горан фыркнул. Он был залит кровью — и своей, и змея — потому прозвучавшие мгновение спустя слова чаровницы показались ему донельзя странными.
— Я не вижу крови… — сказала Ольга, — ты покрыт лишь какой-то синей жидкостью… и золотом.
— Наша кровь отличается от человечьей.
Параллельные морщинки темными бороздами прочертили высокий лоб.
— В змиевом обличие отличается, — поспешил уточнить Горан, — в человечьем же она алая, как у всех.
Однако расслышать ответ он уже не смог. Усталость накинулась на него, а тьма обняла и согрела.
…Он очнулся в комнате, отданной Ольге, казалось, вечность назад. Скоро ее станут именовать не иначе как врачевальней. Под потолком витал тот, кому чаровница подарила имя Дворечик. Легкий ветерок, словно прося прощения за то, что в недавнем поединке был на чужой стороне, ласково проходился по коже и играл огнями свеч. Горан, падая в беспамятство, предпочел человеческий вид своему привычному. Неудивительно, впрочем: Ольге ведь такой привычней.
Она сидела на подушках у изголовья его постели, читала очередную книгу. В полумраке.
— Темно ль тебе девица? Темно ль тебе, красная? — спросил Горан.
Ольга вздрогнула, подняла на него взгляд, полный беспокойства, оглядела и только потом выдохнула, как хотелось бы думать, с облегчением.
— Мне достаточно света, — проронила тихо, словно боялась спугнуть осторожную невидимую пичужку.
— Достаточно? — удивился Горан, присматриваясь.
Показалось, или из глаз Ольги действительно лилось мерное серебряное сияние? Да и кожа в свете свечей поблескивала металлом. Словно сбылась его давняя мечта: у берега озера. Ольга тогда впервые предстала перед ним в своем истинном облике. Впрочем, не по воле своей: он просто подглядывал за ней в зачарованное зеркало.
«Красиво! — подумал Горан. — Но отчего? Неужели Навь уже приняла ее?»
Бабки-змиюшки до сих пор сказывали новорожденным змиятам истории, в которых люди, избранные представителями их рода в спутники, рано или поздно становились им под стать. Хвосты не отращивали, конечно, и обличья не меняли, но и мягкотелыми слабаками переставали быть. Только правда ль это, или желание привить чаду уверенность, будто для искренней любви нет ничего невозможного? Да и как бы отнеслась сама Ольга к подобной перемене? Вряд ли с восторгом.
— Как ты? Рана болит?
Горан прислушался к себе. Нога ныла и зудела до зубовного скрежета — явно заживала. Иных неприятных ощущений он не испытывал, да и голова не кружилась.
— Терпимо. Ты приказала перенести меня сюда?
Ольга кивнула.
— В свою комнату? — удивился Горан.
Ольга повела плечом, снова наградила взглядом, лишь затем ответила:
— Сюда было проще и быстрее кинуть тропу заветную, к тому же мне не страшно не поспать несколько ночей. Заодно за тобой пригляжу.
Горан с большим удовольствием потеснился бы, однако и такая явная забота разливалась в груди приятным теплом.
— К тому же здесь Дворечик помогает скорейшему выздоровлению, — добавила она.
— Главное, чтобы по голове не бил, — фыркнул Горан.
— А это уже зависит от того, сколь долго ты намерен разлеживаться.
Губы раскрасила улыбка. Горан засмотрелся, аж дыхание затаил, спугнуть страшась.
— А вообще, лекарство всякое бывает. Некоторых и из крынки полить следует, чтобы вскакивали поскорее.
— Не мил я тебе, душа-девица, — с сожалением произнес Горан. — Жаль.
— Так ведь поделом, — тотчас нашлась она с ответом, но кивнула на Дворечика. — Однако речи я не о себе веду, а о нем.
— Этот?.. Однажды на меня бревно уронил. А потом — половину стены. И в колодце едва не утопил в детстве, хорошо хоть выбраться помог-позволил.
— В таком случае, страшиться тебе точно нечего.
Перебрасываться практически ничего не значащими фразами, было очень приятно. Чудилось, не в Нави они более, а в тереме. И неважно, что Горан томится в заточении, главное, беседуют они, словно друзья закадычные, ни вражды меж ними, ни невидимых стен, ни уговоров нет. В какой-то момент Горан протянул руку, накрыл ее пальцы, лежащие на книжной странице, своими, а Ольга не поспешила прервать прикосновение, лишь умолкла, внимательно в глаза глядя.
— Извини, я действительно не знала, как выглядит змииная кровь.
— Но ты ведь… — он не договорил, побоялся разрушить то зыбкое, невесомое доверие, связавшее их в эти краткие мгновения, впрочем, она и так поняла.
— Я не сражалась в той битве. И узнать о цвете вашей крови могла лишь от витязей обыкновенных. Однако веры им нет: навьи обличия всякий человек, чаровничеству не обученный, видит по-своему. Еще и приврать горазд, чтобы сказывать покрасивше. Князь не стал искать помощи чаронической. И пусть помогали ему по-всякому, вопреки его же желанию, да только издалека. Я же… еще той неумехой была, девчонкой несмышленой, всех умений которой хватало ложкой из сновидений черпать науку чаровническую да книги добывать украдкой, — призналась Ольга. — Это уж затем решила за ум браться, на прочих девок не оглядываться, а только своим путем идти. А тогда хватило меня лишь тятеньку от смерти уберечь да знакомых воинов.
