красота жениха выражена не через описание его лица, роста, походки, манеры держаться, а через характеристику его богатого, изысканного костюма. В средневековых обществах с их строгой социальной регламентацией (одним из важнейших показателей которой была одежда) богатые одежды как бы уже предполагали знатное происхождение и как следствие этого красоту.
Примечательно, что во втором варианте песни государь прибывает на лошади. Согласно традиционному корейскому свадебному обряду жених, даже из простолюдинов, ехал к дому невесты обязательно на лошади. Более того, если даже свадебный кортеж встречался на дороге с янбаном (дворянином), жених имел право не слезать с лошади. Белая масть лошади, упоминаемая в песне, еще более подчеркивает важность ситуации, так как белый цвет почитался как сакральный.
Все сказанное позволяет считать, что обряд Латунный мост, ставший со временем игрой, воспринимался как магическое действо, имевшее своей целью вступление молодых девушек в брак в новом году, как своеобразное гадание о суженом. Свидетельства о том, что подобные игры исполнялись в провинции Северная Кёнсан и в полнолуния других месяцев, возможно, имели также своей задачей укрепление супружеских связей.
Своеобразные игры-хороводы бытовали среди женщин провинций Северная и Южная Чолла, а также Северная и Южная Кёнсан. В сельских районах молодые женщины и девушки, собираясь в ночь полнолуния 1-го месяца группами в 30–40 человек, водили хороводы. В центре круга становилась женщина с хорошим голосом, она запевала песню, а остальные дружно подхватывали припев. Двигаясь по кругу, женщины то убыстряли темп, то снижали его, голоса их то стихали, то взлетали вверх. В каждом районе была своя песня (норэ каса). Особой известностью пользовалась песня «Канъкапъ суволлэ», в которой выражается надежда на богатый урожай («сжав колосья риса, сложим их в снопы»), на вступление в брак в новом году («наши старшие братья [имеются в виду возлюбленные] осенью и зимой будут играть свадьбы»). Слова песни когда-то имели магический смысл; не случайно припев «канъкапъ суволлэ» этимологизируется Чхве Вонхи как «водить хоровод», «сохранять, поддерживать круг»[477]. Образ круга в данном случае, очевидно, связан с культом Луны и Солнца. Притоптывания и подпрыгивания женщин, водивших хороводы, восходят к древней аграрной магии.
«Воздушный змей, высоко взлетай!»
Одним из самых веселых развлечений 15-го числа 1-го лунного месяца был запуск юношами, молодыми мужчинами и женщинами воздушного змея (ён).
Сегодня трудно установить, с какого времени обычай запускать воздушных змеев стал непременной частью новогодней обрядности корейцев. Первые упоминания о воздушном змее относятся к VII в. Сохранилось также немало преданий и легенд, повествующих о событиях Имджинской войны (XVI в.), в которых говорится о том, как запуск воздушного змея помог корейцам одержать победу над врагом.
В период средневековья обычай запускать воздушного змея в середине 1-го лунного месяца был широко распространен среди всех классов и сословий Кореи. В праздничные дни его запускал даже ван. Известно также, что женщины запускали воздушных змеев из своих двориков[478].
Наиболее распространенная форма корейского воздушного змея — немного вытянутый прямоугольник. Его основу составляла рама из бамбуковых пластинок, к которой прикреплялась плотная бумага. В центре бумаги вырезали круг. Воздушного змея делали или из бумаги одного цвета, или из нескольких полос разноцветной бумаги. Интересно, что воздушный змей, составленный из бумаги трех цветов, называли «трехцветной юбкой» (самдон чхима). Делали змеев также в форме рыбы, щита, пугала[479].
Размеры змея зависели от силы и характера ветра в том или ином районе страны. Так, в прибрежных областях провинции Южная Кёнсан воздушных змеев делали очень большими, их размеры сравнивали со створками городских ворот. В материковых районах, где ветры были слабыми, ён делали небольшим — «в один лист бумаги» (самый маленький воздушный змей имел в длину 35 см, в ширину — 25 см)[480].
Воздушного змея запускали на специальном шнуре, который, как правило, делали из шелковых, иногда окрашенных нитей. В конце XIX в. шнур, который использовали во дворце вана, был голубого цвета. Его закрепляли на специальной катушке, сделанной из неокрашенного дерева.
Рис. 27. Катушка для запуска воздушного змея (конец XIX в.)[481].
В Корее запускать воздушного змея можно было только в первые четырнадцать дней наступившего года, а в 15-й день 1-го лунного месяца, когда веселье достигало апогея, нити обрезали и позволяли змею улететь по ветру, полагая, что он унесет с собой все болезни и напасти, угрожающие людям в наступившем году. Нередко на воздушных змеях делали надписи. Это были тексты-заклинания, например: «Уходи, несчастье, приходи, счастье». Женщины, запуская воздушного змея, просили о благополучии детей, для чего указывали имя и дату рождения ребенка. Эти тексты-заклинания и тексты-пожелания располагались вдоль бамбуковых рам, так, чтобы они не были замечены тем, кто случайно подберет упавшего воздушного змея.
Рис. 28. Кисан. Мальчики запускают воздушного змея (1886 г.)[482].
Ясно, что воздушный змей воспринимался как посланец к Небесному владыке (в более древние времена — как элемент солярного культа). Не случайно корейское название — ён — обозначает и понятие «ястреб», «коршун».
О связи ён с солярным культом свидетельствуют и изображения на нем солнца, и слова народной песенки (сейчас воспринимаемой как детская), которую распевали юноши, запуская воздушного змея:
Воздушный змей, высоко взлетай!
Как ястреб, высоко взлетай!
До облаков — высоко взлетай!
До самого Неба — высоко взлетай![483].
Рис. 29 Корейские воздушные змеи (конец XX в.)[484].
В глубокую древность уходит обычай устраивать на Новый год танцы в масках львов. В конце XIX — начале XX в. эти танцы продолжали бытовать в селениях, расположенных вдоль восточного побережья Корейского полуострова. Во время праздника группа крестьян надевала маски льва, тигра, волка и других животных и в этих масках обходила деревню. Возглавлял процессию человек, одетый в маску льва, за ним следовал другой — изображающий тигра. Замыкали колонну оркестранты. Ряженые обходили каждый дом, и каждый хозяин одаривал их деньгами и зерном. Обычно собранные деньги шли затем на общественные нужды деревни: на них покупали свадебные носилки для невесты, иногда эти деньги использовались для починки дорог или для ремонта зданий, пострадавших от наводнений[485]. Словом, танцы в масках львов должны были не только принести благополучие и счастье отдельным семьям, но и обеспечить процветание всей деревне, всей общине.
Многочисленную публику собирали выступления кукольников. По традиции в конце XIX — начале
