этот раз со своей оригинальной, причудливой лютней. Вив ободряюще кивнула, радуясь его появлению.
— Итак... гм, — сказал он. — Я перестану, если вам это не понравится. Или если… если кто-нибудь пожалуется. — Он втянул воздух сквозь зубы, словно готовясь к удару.
— Все будет хорошо, малыш. Вот, начни с одного из этих. — Она протянула ему полуночный полумесяц, и он взял его с растерянным видом. Указывая на его инструмент, Вив сказала: — Кроме того, я хочу спросить. Что это такое, в точности?
— О. Это? Ну, э-э, это... таумическая лютня? Это... ну, они вроде как... новые. — Он указал на серую пластинку с серебряными колками под струнами. — Видите ли, Аурический Звукосниматель как бы собирает звук, когда они... э... ну, когда струны вибрируют и возникает... э-э... На самом деле, я не знаю, как это работает, — запинаясь закончил он.
— Все путем, — сказала Вив и жестом пригласила его войти. — Срази их наповал. В переносном смысле, пожалуйста.
Моргая, он побрел в столовую, на ходу пробуя пирожное, и Вив улыбнулась.
В течение нескольких минут не раздавалось ни звука, и она решила, что он заканчивает есть. Потом она забыла о нем, так как перед прилавком образовалась очередь покупателей.
Когда он, наконец, начал играть, она удивленно подняла глаза.
Лютня издавала тот же неровный, жужжащий звук, но музыка, которую он играл, была более нежной, чем раньше, — тонко подобранная, с медленным ритмом баллады. Она поддерживала дополнительное присутствие, как будто ноты отдавались эхом в бо́льшем пространстве, создавая более плотное и теплое ощущение. Кроме того, она могла поклясться, что результат был тише, чем его первая, неудачная попытка.
Вив не очень разбиралась в музыке, но теперь, когда она привыкла к случайным визитам мальчика, скачок к этому уверенному, современному звучанию уже не казался таким далеким. Все это время он преодолевал разрыв и сделал очевидный следующий шаг. Совершенно неожиданный стиль Пендри был… правильным. Особенно здесь.
Они с Тандри обменялись смущенными улыбками. Вив заметила, что хвост Тандри едва заметно, ритмично покачивается у нее за спиной.
Вив решила, что этого достаточно для одобрения.
По мере того как шла неделя, Вив жила в постоянном ожидании призрачных прикосновений к своей правой ладони. Хемингтон объяснил, что это будет мягко, но она представляла себе рыболовный крючок, вонзенный в ее плоть, который резко дернется, толкая ее руку.
Однако ничего не происходило.
Ее кожу покалывало, когда она представляла это, но в конце концов чувство настороженного ожидания исчезло.
Лэйни заходила все чаще и чаще, делая множество предложений обменяться рецептами с их пекарем. Вив всегда полагалась на Наперстка. Раздражение маленькой старушки его жестами и тревожным морганием казалось Вив забавным. Однако она чувствовала себя немного виноватой за то, что навязала ее ему. Она также считала, что его жесты были наиболее загадочными только при столкновении с Лэйни.
Впрочем, старуха всегда что-нибудь покупала.
Ужас-кошка стала появляться чаще. Иногда Вив чувствовала укол внимания Дружбы и, обернувшись, обнаруживала ее взгромоздившейся на чердак, как закопченная горгулья; оттуда она с презрением оглядывала посетителей.
Тандри попыталась использовать лакомства, чтобы соблазнить кошку и заманить ее в постель, которую они для нее приготовили, но Дружба только съедала их, очень внимательно глядя суккубу в глаза, а затем неторопливо удалялась с высоко поднятым хвостом.
Вив обнаружила, что не возражает против присутствия рядом бдительного чудовища. Ни на грош.
Вив и Тандри снова обрели комфортное равновесие. Больше не было ни пикников, ни прогулок домой. Вив испытывала тоскливую боль, которую она не рассматривала слишком пристально, и почти трусливое облегчение оттого, что Тандри не упоминала об их вечере в парке.
Они оставались занятыми, и дни были наполнены приятными запахами, неожиданной музыкой и приятной работой. Ее надежды на лавку оправдались во всех отношениях.
Этого было достаточно… верно?
Тандри напугала Вив, выложив на стол несколько своих художественных принадлежностей, в том числе бутылочку чернил, тонкую кисточку и одну из кружек.
— У меня есть идея, — сказала она.
Вив оторвалась от протирания машины:
— Я слушаю.
— Итак, я много думаю об этом. Моя первая чашка — я пью ее во время работы. Я делаю глоток, когда хочу, и заставляю свою чашку растягиваться на все утро. Мне это нравится.
Вив кивнула:
— Ага, конечно. Я делаю то же самое.
— Твои клиенты... У них этого нет.
— Наши клиенты, — сказала Вив, но снова кивнула. — Хорошо. Я вся внимание.
— Ну, а что, если бы они могли взять кофе с собой?
— Я желала этого и раньше, но... — Она пожала плечами. — Так и не придумала, как это сделать. Так что, если у тебя есть...
— Мы продаем им кружку. И... — Она перевернула чашку и плавным почерком написала: ВИВ. — Мы добавляем их имя. Они могут оставить его здесь, за прилавком, если хотят, но кружка принадлежит им. Они могут отправляться в путь с напитком в руке, когда захотят. Все, что им нужно сделать, это вернуть ее обратно.
— Я думаю, это идеально. — Вив потерла шею. — Честно говоря, я чувствую себя немного дурой из-за того, что не придумала это сама.
— В конце концов, ты бы, вероятно, придумала. — Снова этот теплый пульс, становящийся все более узнаваемым.
Вив внезапно захлестнуло старое чувство потенциальной угрозы. Критический момент, зависящий от движения клинка, постановки ноги, момент расширения или утраты доверия. Бездействие было таким же решением, как и любое другое.
— Знаешь, Тандри, это место такое… действительно становится таким же твоим, как и моим. Ты делаешь его своим.
Тандри выглядела встревоженной:
— Извини, я...
Вив вздрогнула и попыталась объяснить.
— Я не это имела в виду! Я имею в виду, что без тебя все было бы не так, как сейчас. Я рада, что это все становится твоим. И я хочу убедиться, что ты знаешь, что... что... — Она с трудом подбирала слова и замолчала.
В этой неловкой паузе Тандри пробормотала:
— Тебе не о чем беспокоиться. Я никуда не собираюсь уходить.
Вив внезапно обнаружила, что заблудилась и осталась одна на темной дороге, покинутая тем путеводным светом, который завел ее так далеко:
