ней, как требует того
Ее высокий сан – прострись пред нею
И должную ей почесть принеси.
ГИАЦИНТ: (падает к ее ногам)
Целую прах у ног твоих прекрасных.
БАЛЬКИС: (кладет ему на голову свою ногу)
Вот так лежат презренные рабы,
А так
(заносит кинжал)
царица мстит за униженье!
ГИАЦИНТ:
Остановись! Что хочешь делать ты?
С руками ли, обрызганными кровью,
Предстанешь ты пред взорами того,
Кому нет тайн ни в прошлом, ни в грядущем?
БАЛЬКИС: (Гиацинту)
Иди, но помни: если вновь судьба
Тебя отдаст мне в руки, как сегодня,
То я не пощажу тебя. – Ступай.
ГИАЦИНТ:
(медленно уходит, потом, оборачиваясь, смотрит на нее и убегает).
БАЛЬКИС: (протягивая руки к востоку)
Возлюбленный, простишь ли ты меня?
ИФРИТ:
Ты высшего блаженства не достойна.
Твой караван вернется за тобой,
Но я, Ифрит, тебе повелеваю,
От имени пославшего меня,
Неконченым оставить путь кремнистый
И возвратиться вновь в свою страну.
(Исчезает).
БАЛЬКИС: (закрывает лицо руками).
Возлюбленный, тебя я не увижу!
(Поднимает глаза к небу и видит восход солнца)
Великий Ра! Я пропустила час
Предутренней молитвы. Лучезарный!
Невольный грех тоскующей прости!
(Опускается на колени, подняв руки к небу; вдали слышатся колокольчики приближающегося каравана).
О солнце! Животворящее,
Жизнь и дыханье дарящее
Слабым созданьям земли,
Всесовершенное,
Благословенное,
Вздохам забытой внемли.
Я была тебе верной в скитании.
Я хранила твой кроткий завет,
Злым и добрым давала питание,
Всюду сеяла радость и свет.
Открывала убежище странному,
Не теснила ни вдов, ни сирот,
Не мешала разливу желанному
На поля набегающих вод.
Не гасила я пламя священное,
Не лишала младенцев груди матерей.
О великое, о неизменное,
Не отвергни молитвы моей!
И хваленья бессмертному имени
Возносить не престанут уста.
О, согрей меня, о, просвети меня,
Я чиста, я чиста, я чиста!
ДЕЙСТВИЕ II
Шатер царицы Савской. Спальный покой. Балькис возлежит на драгоценном ложе. У ног ее сидит старая кормилица Алави.
БАЛЬКИС:
Мне тяжело, Алави, я больна.
Сгораю я от мук неутоленных,
От жгучей жажды мести и любви.
О, Эти кудри нежно-золотые,
В лучах луны они казались мне
Подернутыми дымной паутиной.
Они вились, как тонкие колечки
Иль усики на лозах виноградных,
И обрамляли бледное чело –
Не золотым, о, нет, я помню ясно,
Совсем, совсем серебряным руном.
АЛАВИ:
Забудь его.
БАЛЬКИС:
Забыть? А месть моя?
А сколько я терзалась в ожиданье!
Год, месяц, день иль много долгих лет…
Иль миг один, кто знает, кто сочтет,
Когда мгновенье кажется мне веком?
А дни бегут и тают без следа,
Бесплодные в слезах проходят ночи.
И жизнь плывет, торопится, спешит,
И вечности холодное дыханье
Мой бедный ум и сердце леденит.
АЛАВИ:
Твои рабы найдут его, царица,
Лишь подожди. Разосланы гонцы.
Иль хитростью, иль подкупом, иль силой,
Но будет он в цепях у ног твоих.
БАЛЬКИС:
В цепях? В цепях, сказала ты, Алави?
Не так бы я его хотела видеть!
АЛАВИ:
…И местью ты натешишься над ним.
БАЛЬКИС:
Отмстить ему? Он так хорош, Алави,
Он так хорош!
АЛАВИ:
Но не один на свете;
Твой верный раб, красавец Гамиэль,
Хорош, как день, как дух арабских сказок,
Он меж других, как месяц между звезд.
Его глаза – два солнца стран полдневных,
Две черные миндалины Востока
Под стрелами ресниц, густых и долгих,
Как у газели. Губы – лепестки
Цветов граната. Голос, рост, движенья…
БАЛЬКИС:
О, замолчи! – что мне твой Гамиэль,
Что мне весь мир? Мне больно, я страдаю,
Сгораю я от муки и любви!
Он мне сказал: «Прости, идти я должен,
Ты слышишь зов товарищей моих.
Корабль уйдет, и если я останусь,
А караван…»
О низость, о позор!
И я его молила на коленях,
Великая, склонялась перед ним!
И это все простить ему! Подумай!
Теперь я здесь тоскую, я одна,
Из-за него отвергнута навеки
Царем царей, возлюбленным моим.
А он наверно счастлив и доволен,
Живет в усладах низменных страстей
И, может быть, как знать, в чаду похмелья
Товарищам не хвастает ли он,
Что был на миг любим царицей Юга,
И подлым смехом страсть мою грязнит!
Как тяжело на сердце! Я страдаю.
О, скоро ли они найдут его?
Тоска, тоска! Утешь меня, Алави,
Спой песню мне, иль сказку расскажи.
АЛАВИ:
Стара я стала, голос мой ослаб;
Но прикажи, я крикну Гамиэля,
Тебе споет он песню о любви.
БАЛЬКИС:
Мне все равно, зови его, пожалуй.
(АЛАВИ уходит).
БАЛЬКИС: (одна)
О, ласковый и ненавистный взор!
Как он глядит мне в душу и волнует,
И пробуждает спящие желанья,
И мучает, и дразнит, и манит.
ГАМИЭЛЬ: (входит).
Я пред тобой, о лилия Дамаска,
Твой верный раб, покорный Гамиэль.
БАЛЬКИС:
Зачем ты здесь? Ступай, ты мне не нужен.
Нет, погоди, останься, спой мне, друг.
Утешь меня арабской нежной песней.
Мне тяжело. Утешь меня, мой друг.
ГАМИЭЛЬ: (поет, аккомпанируя себе на
