Но и здесь не все протекало так гладко, как хотелось бы. Группировка, с которой сотрудничал Юрий Дмитриевич и которую возглавлял некий Марат Абдюханов, по кличке Хан, распалась из-за непримиримых противоречий между самим Ханом, кстати, никогда не был судим, и старым рецидивистом Семеном Мирошником, по кличке Сова, его правой рукой. Процесс распада начался давно, но протекал медленно и относительно мирно, и Сова, конечно, прекрасно знал о работе Химика, как они окрестили Юрия Дмитриевича. Этот Сова убеждал Хана не связываться с ним, говоря, что Химик кинет его после того, как получит от него необходимую помощь. Хан не верил, а если и верил, то не соглашался признать превосходство Химика над собой и отвечал, что он всегда успеет отправить его на тот свет до того, как тот попытается его кинуть. В конечном счете бывшие соратники разошлись, и Хан остался единственным "покровителем" Юрия Дмитриевича. Тот, впрочем, вел себя, как всегда, весьма независимо, Хана нисколько не боялся и делал, что хотел. Технологию изготовления препарата держал при себе, ссылаясь на то, что она до сих пор полностью не разработана, и кормил Хана обещаниями. Дело было не в том, что он действительно собирался его надуть, а в том, что он и сам не слишком доверял своим "соратникам" и в любом случае не собирался связываться с ними на всю жизнь. Он считал, что рано или поздно расплатится с ними за все "услуги", а потом пошлет их подальше, когда они больше не будут ему нужны. Он был как та кошка, которая любила гулять сама по себе.
Хан, предчувствуя, что от Химика можно ждать всяческих сюрпризов, приставил к нему своего человека, который должен был следить за каждым его шагом. Юрий Дмитриевич прекрасно понимал, с какой целью Моряк постоянно трется возле него, но относился к этому спокойно, так как считал себя сильнее и умнее не только абдюхановских шестерок, но и самого Абдюханова. Впрочем, он понимал, что рано или поздно ему понадобится человек, который был бы с ним в деле и кому он смог бы доверять. И тогда Павловский вспомнил про своего сына. Что могло быть лучше? Мальчишка, конечно, еще мал — сколько ему? Двенадцать, тринадцать? Ничего, со временем он сделает из него прекрасного помощника, научит его всему, что знает сам, и рано или поздно передаст дело в надежные руки. И он начал встречаться с Сережей.
Тем временем Хан, которому так и не удалось получить от Химика сведения о технологии производства, начал нервничать, и перед Моряком была поставлена задача добыть эти сведения любым способом. В отсутствие Юрия Дмитриевича Моряк перерыл всю его квартиру, но ничего мало-мальски похожего на то, что искал, там не было. Юрий Дмитриевич заметил, что кто-то рылся в его вещах, прекрасно понял, чьих это рук дело, но только усмехнулся, потому что давно принял необходимые меры. При этом он все же не отказал себе в удовольствии высказать Хану все, что думает по поводу происшедшего, и изобразить благородное негодование из-за такого явного недоверия к своей персоне. Хан почти поверил, и Моряку досталось за небрежную работу. Тогда Моряк решил попробовать использовать в своих целях Сережу, который был одним из немногих людей, вхожих к Химику в дом. А чтобы его использовать, надо было посадить мальчика на иглу.
Наконец Юрий Дмитриевич сказал, что работа близится к финалу и что скоро он будет готов поделиться всеми технологическими секретами. Тогда-то, несмотря на возражения Хана, не соглашавшегося с участием в операции других людей, он и попросил Наташу взять с собой маленькую порцию препарата, договорившись с мадридским курьером, который должен был приехать для этого в Париж. Юрий Дмитриевич не сомневался, что сделать Сережу "своим" он сумеет и без Наташи, но зачем ему лишние сложности, если бывшую жену можно просто купить? К тому же рано или поздно она вполне могла бы пригодиться в деле.
Излагать все эти соображения Хану Юрий Дмитриевич, конечно, не стал, но потребовал, чтобы ей была выплачена названная им сумма. И Хан вынужден был согласиться. В результате Моряк встретился с Наташей в Шереметьево и передал ей сверток, в обмен на него она и получила от курьера тридцать тысяч зеленых. А Юрий Дмитриевич по ее возвращении получил кредитную карточку с кругленькой суммой, которую он и поделил с Ханом. И теперь, когда у него не было ни милейших сомнений в том, что он справится со своей задачей без чьей бы то ни было помощи, Юрий Дмитриевич решил постепенно вылезать из-под опеки Хана и действовать самостоятельно. Но не успел…
Когда в его квартире раздался звонок, он был уверен, что это Наташа, назначившая ему встречу. Чего она хотела от него, он не знал, но предчувствовал, что ему предстоит опять объясняться с ней. Что ж, ему не привыкать. Наташи он опасался меньше всего: во-первых, потому что был вообще довольно низкого мнения о человеческой природе, во-вторых, считал, что ни одна женщина не сможет перед ним устоять. Кроме того, она ведь все-таки взяла деньги? Значит, не такая уж она и невинная жертва, какой хочет прикинуться. Чего же ей надо?.. Но ничего, раз уж она все равно пришла, он её быстро "обработает" — чем скорее они договорятся, тем лучше. И пошел открывать.
Утром двенадцатого мая Надежда Михайловна Гришина, соседка Павловского по площадке, заметила, что дверь его квартиры чуть приоткрыта. Она позвонила, но никто, разумеется, ей не ответил. Она подошла к двери, все еще не решаясь заглянуть в квартиру — Павловский сумел внушить к себе уважение, — и негромко позвала: "Юрий Дмитриевич! Вы дома? У вас дверь не заперта!" И только теперь, не получив ответа, рискнула просунуть голову внутрь. Было ужасно интересно посмотреть, как живет этот Павловский, такой красивый, богатый и ужасно загадочный, и Надежда Михайловна, немного поколебавшись, включила свет. В ту же секунду ее муж, надевавший ботинки в собственной прихожей, услышал крик. Он выбежал на площадку и увидел, что его благоверная, бледная как смерть, выходит из квартиры напротив.
Часом позже в квартире Павловского уже работала следственная бригада. Судмедэксперт высказал предположение относительно времени убийства и, надо сказать, оказался весьма точен. Соседи, то есть Надежда Михайловна и ее муж, показали, что накануне вечером были дома, но ничего подозрительного не видели и не слышали, так как смотрели телевизор. Кроме того, накануне дочь привезла им внука, а от мальчишек, "сами знаете, какой шум". О Павловском они ничего особенного сообщить не могли: им было известно только, что живет он в этой квартире около десяти лет, что раньше жил с женой, а потом они, очевидно, разошлись, потому что жены его с тех пор они так ни разу и не видели.
А может, она умерла, потому что иначе непонятно, как это ему одному досталась такая большая квартира. Соседа своего они считали человеком обеспеченным — как-никак дорогая иномарка, да и квартира, "сами видите, как обставлена… Наверняка, работал где-нибудь в коммерческих структурах". Гости у него, насколько им известно, бывали редко. Впрочем, последнее время они видели его иногда с каким-то странным типом лет сорока с родимым пятном на левой щеке. Совсем недавно этот тип заходил к нему, когда же это было? Кажется, дня три назад. Вчера вечером? Нет, вчера они никого не видели. "Игорь Иванович смотрел с внуком телевизор, а я готовила ужин — где уж тут соседей замечать?" Описать типа с родимым пятном, наверное, смогут, надо попробовать. А еще вот что, ходил к нему мальчик лет тринадцати. Сын? Возможно, хотя совсем на него не похож — Юрий Дмитриевич голубоглазый брюнет, а мальчик светленький, чуть в рыжину, совсем еще ребенок. Как зовут? Нет, как зовут, ни разу не слышали.
