– Но я беременна от всех вас, так что по нашим законам все вы мои короли – или ими будете.
Шолто поднял руку, внимательно ее разглядывая.
– Я слишком молод, чтобы помнить, как земля фейри венчала сидхе. Так оно и происходило?
– Розы – скорее атрибут Благих, – пояснил Дойл, – но да, так брак и совершался. Соединение рук и общий знак.
Красивые розы у меня на руке вдруг показались мне зловещими.
– Так я вправе владеть вниманием Мередит единолично? – спросил Шолто.
Я уставилась на него:
– Думай, что говоришь, царь слуа!
– Нас соединила сама страна, Мередит.
Я помотала головой:
– Чтобы спасти Дойла.
– Мы отмечены супружеским знаком. – Он поднес руку к моим глазам.
– Когда Богиня ставит меня перед выбором, она делает это заблаговременно. А сейчас она не предупредила ни о выборе, ни о возможных потерях.
– По нашим законам...
– Не начинай, – прервала я Шолто.
– Он прав, Мерри, – поддержал его Дойл.
– Не усложняй, Дойл. Мы сделали вчера только то, что нужно было для вашего спасения.
– Но это закон, – возразил Мистраль.
– Да, если б я носила только его ребенка, а это не так. Богине Клотре, забеременевшей от трех мужчин сразу, не пришлось выходить замуж за кого-то одного из них.
– Они были ее братьями, – напомнил Мистраль.
– Это точно известно, или так их определила легенда?
Я спрашивала у тех, кто на самом деле мог это знать.
Мистраль с Дойлом переглянулись. Шолто был слишком молод, чтобы знать ответ.
– Клотра жила во времена, когда богам и богиням позволялись браки с кем угодно, – сказал Дойл.
– Она не первая была бы из богинь, кто вышел замуж за близкого родственника, – добавил Мистраль.
– Но дело как раз в том, что она ни за кого не вышла замуж. А те богини-владычицы, которым приходилось вступать в брак, чтобы править людьми, имели множество любовников.
– Хочешь сказать, что ты – богиня-владычица, живое воплощение самой земли? – спросил Шолто, подняв бровь.
– Нет, но я говорю, что если ты вынудишь меня стать женой тебе одному, результат тебя не обрадует.
Красивое лицо Шолто недовольно искривилось, так живо напомнив привычное настроение Холода, что у меня защемило сердце.
– Я знаю, что ты меня не любишь, принцесса.
– Не надо демонстрировать оскорбленные чувства, Шолто. Не разыгрывай простачка. В прежние времена цари менялись, но богиня оставалась все та же. Помнишь?
Все трое переглянулись.
– Но цари были людьми, богиня просто жила дольше, – сказал Дойл.
– Насколько я слышал, богини-владычицы не отказывались от любовников, выйдя за царя, – признал Шолто.
Дойл посмотрел на меня с непроницаемым лицом.
– Так значит, ты хочешь изменить нашу тысячелетнюю традицию? – спросил он.
– Если придется.
Выражение лица у него стало смешанным. Полугримаса, полуулыбка, смешинка в глазах – но больше всего мне понравилось, что страх из его глаз исчез. Потому что именно страх поселился в нем, когда он увидел знаки на мне и Шолто.
– Я еще раз спрашиваю, – сказал Мистраль, – где мы? Я не узнаю место, давшее нам приют.
– Мы в моих владениях, – ответил Шолто.
– В холме слуа нет таких красивых мест, – уверенно и насмешливо заявил Мистраль.
– Откуда неблагому сидхе знать, что лежит внутри моего холма? С тех пор, как погиб отец Мередит, принц Эссус, ни один из вас у меня и на пороге не появился. Драться за вас – мы хороши, а ходить к нам в гости – увольте?
В голосе Шолто звучала та же злость, что в нашу первую встречу, злость, выкованная годами пренебрежения, сотнями раз, когда ему давали понять, что он не дорос до настоящего неблагого сидхе. Слуа десятилетиями использовали в качестве оружия. Оружием пользуются, но у атомной бомбы не спрашивают, хочет она взрываться или нет. Просто нажимают кнопку, и она выполняет свою работу.
– Я в твоем холме бывал, – сказал Дойл. В его низком голосе слышалась какая-то эмоция. Гнев? Угроза? Во всяком случае, что-то недоброе.
– Это да. Имей в виду, слуа теперь за псом не пойдут, у них охотник есть.
Двое мужчин мерялись взглядами через кровать.
Я знала, что между ними есть давняя вражда, с тех еще пор, когда они оба явились за мной в Лос-Анджелес. Но сейчас я впервые получила намек на ее причину.
– Хочешь сказать, что королева пыталась поставить Дойла царем слуа? – удивилась я. Я села на кровати, разметав лепестки – цветочное одеяло словно рассыпалось вдруг, превратилось в груду лепестков.
Все быстро подняли головы к пологу из веток и лоз.
– Не закончить ли нам разговор где-нибудь в более стабильном уголке земли? – предложил Мистраль.
– Поддерживаю, – сказал Дойл.
– В каком смысле более стабильном? – спросил Шолто, берясь рукой за дерево, образовавшее один из кроватных столбиков.
– Одеяло вернулось в исходный вид. Так бывает с определенного рода магией, – сказал Дойл.
– Это как в сказках – волшебство действует до поры до времени? – спросила я.
Он кивнул.
Издалека донесся голос:
– Мой царь! Принцесса Мередит! Это Генри! Вы меня слышите?
– Говори, – ответил Шолто.
– Вход в ваши новые апартаменты сужается, мой царь. Не следует ли вам покинуть их, пока стена снова не стала стеной?
Он старался говорить спокойно, но тревога в его голосе была отчетливо слышна.
– Да, – согласился Дойл – Думаю, следует.
– Я здесь царь, Мрак. И я скажу, что нам следует или не следует делать.
– Господа! – вмешалась я. – Как принцесса и будущая королева, я прекращаю спор. Уходим, пока стена не закрылась.
– Согласен с принцессой, – сказал Мистраль, протягивая мне руку. Я ее взяла.
Он улыбнулся в ответ на прикосновение, обхватил мою руку своей большой ладонью. В улыбке сквозила нежность, которой я никогда еще в нем не замечала. Мистраль повел меня по дорожке к костяным воротам, и трава на дорожке больше не пыталась меня потрогать. Собственно, и камни дорожки, которые скрепляла трава, подавались под ногой, будто начиная рассыпаться.
Дойл с Шолто продолжали меряться взглядами на кровати. Когда мы окажемся снова в изначальной спальне Шолто, я подробнее расспрошу обоих об этой взаимной вражде.
От прикосновения Мистраля костяные ворота рассыпались кучей обломков.
