кто пытаясь оказать медицинскую помощь, кто стремясь спрятаться от вероятных следующих выстрелов, Тухачевский развернулся к находящемуся рядом Маршалу Ворошилову и резко дёрнул левой рукой. Из рукава в его ладонь тут же скользнул плоский никелированный, так называемый, «дамский» пистолетик, до того удерживающийся в скрытом состоянии при помощи хитрой системы, выкроенной из эластичных подтяжек. Один за другим раздались три тихих хлопка выстрелов, направленных в грудь любимца Красной Армии, чуть ниже закреплённых в ряд четырёх орденов Красного знамени. Практически сразу стоящий позади Яков Гамарник выхватил откуда-то компактный «маузер M1910» калибра шесть-тридцать пять. Его выстрелы были направлены в Егорова и Будённого. Однако умеющий хорошо выступать перед аудиторией и находить «правильные слова» для своих статей, «главный замполит» был довольно посредственным стрелком даже на такой короткой дистанции. Первая его пуля угодила сзади в бок Егорова, но пять следующих улетели «в молоко»: ловкий и вёрткий, и как большинство кавалеристов, не обделённый силой Будённый успел увернуться и сразу же кинулся на покушающегося, перехватил его руку с зажатым пистолетом и от души нанёс нокаутирующий удар кулаком в челюсть. Почти сразу же из прохода изнутри Мавзолея на трибуну вырвался младший командир Внутренних войск НКВД и бросился к единственному, держащему в руках оружие — Тухачевскому, который всё ещё стоял над телом своего ненавистного оппонента и начальника. Никелированный пистолетик хлопнул ещё разок, но паренёк не отреагировал на попадание, всей массой тела врезаясь в человека с маршальскими петлицами и валя того на пол…
Торжественность парада была сорвана.
Происходящее на трибуне увидели командиры и красноармейцы. Большинство из них толком ничего не успело сообразить. Стройные ряды смешались. Раздалось несколько выстрелов в воздух — а ведь на парады не берут боеприпасов! С полдюжины старших командиров принялось командовать, приказывая тут же бежать и захватить Мавзолей и ворота Спасской башни Кремля, дескать, там измена и надо хватать заговорщиков.
День Первомая начинался «весело»…
* * *
В каждом посольстве уважающего себя государства имеется мощная радиоаппаратура для срочной связи со своими правительствами. В британских, французских, американских, германских, итальянских посольствах стоят радиостанции. Даже в посольстве Персии, которая вот уже два года, с позапрошлого марта, именуется Ираном, она есть.
И все радиостанции размещённых в Москве посольств в первый день мая всё отправляли и отправляли радиосообщения в эфир:
«Покушение на Сталина!»
«Попытка военного переворота в Советском Союзе!»
«Число жертв неизвестно! Арестован заместитель русского военного министра! ГэПэУ свирепствует!».
А в это самое время стоящий у операционного стола высокий человек в белом халате с закрытым марлевой повязкой лицом со звяканьем уронил в эмалированную кювету вторую покрытую мельхиором восьмимиллиметровую пулю. Дыхание оперируемого пациента было ровным…
[1] Слова В. Лебедева-Кумача, текст 1936 года.
[2] Вот что писал годом ранее описываемых событий о квартире самого знаменитого кремлёвского жителя французский писатель А. Барбюс, лично в ней побывавший: «Тут, в Кремле, напоминающем выставку церквей и дворцов, у подножия одного из этих дворцов, стоит маленький трехэтажный домик. Домик этот (вы не заметили бы его, если бы вам не показали) был раньше служебным помещением при дворце; в нём жил какой-нибудь царский слуга. Судя по всему в домике жил не только Сталин, но и остальные большевики. Квартира Сталина — три комнаты и столовая… Поднимаемся по лестнице. На окнах — белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая обставлены просто, — как в приличной, но скромной гостинице. Столовая имеет овальную форму; сюда подаётся обед — из кремлёвской кухни или домашний, приготовленный кухаркой… В капиталистической стране ни такой квартирой, ни таким меню не удовлетворился бы средний служащий. Тут же играет маленький мальчик. Старший сын Яша спит в столовой, — ему стелют на диване; младший — в крохотной комнатке, вроде ниши».
[3] Читатель может не поверить, но ещё в 1980 году там стояла именно деревянная, дореволюционная дверь и такой щелью для почты и со встроенным «французским» замком под длинный ключ. «Заходи кто хочет…». Всей разницы — милиционеры носили другую форму и в кобурах вместо «наганов» — «ПМы».
[4] Курский Владимир Михайлович. С 15.4.1937 заместитель наркома внутренних дел СССР, заместитель начальника ГУГБ и одновременно — по 14.6.1937 — начальник 1-го отдела (охрана высшего руководства страны) ГУГБ. Беда в том, что о данном приказе товарищ Курский слыхом не слыхивал.
[5] Автор напоминает: в 1937 году в СССР ещё действовала так называемая «рабочая шестидневка». Дни отдыха устанавливались по датам: это были 6, 12, 18, 24 и 30 числа месяца. Также было пять общегосударственных совместных праздничных дней: 22 апреля (день рождения В. И. Ленина), 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября. Остальные революционные и религиозные — как не покажется удивительным, атеисты-большевики таковые не отменили, хотя критиковали и как сейчас принято выражаться, «троллили», в том числе и через прессу, их празднование сильно — праздники оставались рабочими днями. Мол, хотите — празднуйте, но сперва смену на производстве, в поле или в учреждении отработайте, а потом хоть оботмечайтесь!
[6] Автор знает, как пишутся слова «музейные» и «кинофильм», и что по сегодняшним правилам малороссийские фамилии с окончанием на «-ко» не склоняются. Но здесь — прямая речь героев, а в 1920−1930-е многие говорили именно так.
[7] Существует заблуждение, что в СССР все военные парады начинались под бой кремлёвских курантов. На самом же деле, с 1918 года часы исполняли мелодию «Интернационала» (а до 1932 года — и траурный марш «Вы жертвою пали…») с промежутком в три часа. Парад 1 мая 1937 года начался ровно в 10:00 по московскому времени, а куранты отзвонили за час до того.
[8] То есть до Первой мировой войны.
Глава 22
XXII
Испания, безымянный аэродром подскока, Арагон, вечер 4 мая 1937 г.
Я дурею, дорогие товарищи!
Дурею от редких, страшно противоречивых и необъективных, а потому и непонятных сообщений, доходящих из СССР.
Дурею от свихнувшихся англичан, во всеуслышание объявивших, что якобы по требованию «Комитета по невмешательству[1]» полностью, с
