они с Оушен не приглянулись Фиби, она не постучалась бы к ним. Он недооценил эту воздушную, хрупкую русалку с гитарой за спиной, с ее голубыми глазами и волосами цвета льна. И теперь именно она, а не он ведет их через бурное море к материку. Вот такое юное чудо оказалось на борту старенькой «Романи», — вынырнувшая из недр морских копия его собственной жены.
Они перекусывают лапшой с сыром, выпивают по кружке чая — при такой качке нормальной еды не приготовить. Солнце исчезает за горизонтом, ветер начинает свистеть в парусах. «Далше!» — надо же, какое слово она вытатуировала себе на руке. Что же это значит? Может быть, и ему стоит сделать татуировку? Якорь, например, или розу. Или написать красивым шрифтом имя жены. Или просто интересное слово, которое придаст ему загадочности…
Фиби исподволь наблюдает за ним.
— Похоже, в мыслях вы уплыли очень далеко.
— Точно.
— Я тоже все время уплываю. Море заставляет человека постоянно размышлять о жизни.
— Вы правы.
— Постоянно спрашиваешь себя, а как же проходит твоя жизнь.
Оба смотрят вдаль на крутые голубые дюны волн.
— Ну и как проходит ваша жизнь? — спрашивает он, поражаясь собственной смелости.
Фиби издает короткий смешок.
— Неплохо, спасибо.
— Никаких замужеств, разводов?
— А вот и не угадали, я была замужем.
— Неужели? — Он искренне удивлен.
— Я вышла замуж в восемнадцать лет.
— Ого!
— Да. Никто и не думал, что брак будет удачным. И я тоже так не думала.
— Ничего себе! А зачем же тогда…
— Он был очень милым. Еще мальчиком, собственно. И я была девчонкой. Сейчас мы дружим, но… Тогда жизнь нас развела, мы пошли учиться в разные колледжи. К тому же он никогда не любил море.
— А сейчас он где живет?
— Примкнул к какой-то коммуне в Испании. Мы уже давно в разводе, и не думаю, что мне захочется снова выйти замуж, по крайней мере пока. Но в юном возрасте это казалось страшно романтичным.
— А сколько вам лет, простите за вопрос?
— Двадцать восемь.
— А я женился поздно, в тридцать пять. С женой познакомился, когда мне исполнилось тридцать. Мы встречались какое-то время, я все тянул… Я ведь страшно любил море.
— Понимаю, море не любит конкуренции.
— Я тоже чувствую это.
— Море — ревнивая женщина, вы же знаете! Посмотрите, сколько здесь одиноких мужчин. Именно мужчины ходят на яхтах в одиночку, не женщины. Мужчины рвутся в море, потому что море жадное — как страстная, ревнивая любовница, бросает им вызов и хочет обладать ими полностью. Тысячи одиноких мужчин принадлежат его безбрежным просторам, все с утра до вечера занимаются с ним любовью.
Гэвин смущенно опускает глаза.
— Да, похоже, вы немало повидали, — замечает он.
— Это точно. Многие моряки не мыслят жизни без парусов. Большинство от чего-то бежит, конечно, ну, кроме профессионалов, занимающихся доставкой, или персонала наемных яхт. Все остальные, уж простите, — сбежавшие из города новички. Их привлекают опасность, приключения… — В ее глазах вспыхивает озорной огонек. — Некоторые, вроде меня, из богемной среды и путешествуют с гитарами.
— Я ведь тоже сбежал, — вдруг признается Гэвин.
Фиби кивает. Похоже, она уже это вычислила.
— Я ничего не мог с собой поделать. Однажды просто вышел из офиса и не вернулся. Долго в себя не мог прийти от того, что сотворил. Сейчас-то мне стало намного легче.
— Да это нормально. Правда. Сделать то, что сделали вы.
— Вы тоже от чего-то бежали?
— Я сбежала из дома. От своего отца. Он бил маму, меня и младшего братишку. Так что в шестнадцать лет я сорвалась с места в первый раз.
— Бил вас! Ужас какой.
— Да уж. — Она улыбается. — Мне точно лучше быть одной.
— Мне очень жаль…
— Мне тоже жаль того, что случилось с вами.
— А разве не рискованно путешествовать вот так, наедине с мужчиной?
— Риск не так уж и велик, поверьте. Ведь всегда выбирает женщина. Это ведь я решила идти с вами. У вас чудесный ребенок, крутая собака и великолепная яхта.
— Я знаю. — Развеселившись, Гэвин ударяет себя по колену, хохочет.
Она тоже начинает хохотать, эта милая, юная Фиби Вульф со своими татушками.
Снова настает ночь, дочь спит в салоне под сеткой. Ветры завывают в парусах, кажется, они не прекратятся никогда. Гэвин и Фиби сидят в темноте, почти не разговаривают, завороженные движением темных теней, формой волн. Фиби держит румпель.
— Итак, — вдруг произносит она, — вы мне еще не рассказали о призраке.
— Эх… — Гэвин даже постанывает от нежелания обсуждать эту тему. — Ну что сказать… Я-то сам никогда его не видел. За все эти годы — ни разу. Но легенда действительно существует.
— И?
— Я это… соврал вам.
— Соврали???
— Да. Уж извините. Заговорился.
— Так о чем соврали-то?
— Ну, я действительно владел яхтой совместно со своим другом Клайвом, только мы ее ни у кого не покупали.
— Как так?
— «Романи» нашли дрейфующей, на борту никого не было, только хлопали паруса. Ее привели местные рыбаки, владельцы яхт-клуба оставили гнить в марине. Целый год она простояла беспризорной, и ее уже собирались потопить у выхода из залива. Тогда мой друг предложил купить ее по дешевке, вот сделка и состоялась. Нам тогда было столько же лет, как вам сейчас, а может быть, и меньше. Мы всегда мечтали о яхте.
— И вы не знаете, что сталось с тем шкипером?
— Нет.
— Он, наверное, упал за борт во время волнения. Такого, как это.
— Да. Бедняга. Он и не пытался предотвратить падение — даже не пристегнут был. О чем он вообще думал?! Если упадешь в воду, через минуту останешься один посреди моря.
Проходит еще несколько часов, ветер рычит, завывает, рвет паруса. «Романи» ускоряет свой бег, без устали забирается с одной крутой горы на другую, ровно и быстро, как всегда.
— Она так уверена в себе, — замечает Фиби.
— Напоминает вам о вашем детстве?
— Да, мы с отцом часто выходили в море. Но в нашей семье я единственная любила это занятие. Он брал меня с собой, когда я была еще малышкой.
— Такой, как Оушен?
— Да.
— Он еще ходит на этой яхте?
— Нет, давно продал ее.
— Что же, я очень рад, что вы нашли нас и что решились пойти с нами.
Ночью они снова устанавливают вахты, и на этот раз Фиби идет спать первая.
Два часа ночи. Сейчас ему не помешала бы трубка, так приятно попыхивать, сидя в темноте. Правда, вокруг и так происходит множество событий, да и в голове продолжается кавардак. «Романи» качается на волнах, как плот или щепка,
