Индии? В обмен на добрые дела люди могут выдвигать неожиданные требования. На долю девочки и так выпало слишком много разочарований.
– Все зависит от ребенка. – Сестра Латарша открыла личное дело Индии. – Вижу, тестирование она прошла хорошо.
– Иногда я что-нибудь ей говорю, и она отлично меня понимает. Вне всяких сомнений.
Мне хотелось понять, что сестра Латарша о ней думает. Я была готова разбросать людей, если они будут мешать, – в точности как Индия раскидывает поролоновые кубики.
Сестра Латарша закрыла личное дело и отодвинула папку.
– В прошлом мы сталкивались с прогулами. Если Индия будет пропускать занятия, то потеряет место в школе. Насколько я знаю, вы не опекун девочки, так что ее родным нужно приехать сюда и подписать документы.
И ни слова о скандале, хотя в городе про него слышали все. По крайней мере, мне так казалось. Я мало знала о сестрах, служивших в церкви Святого Иуды Фаддея, и плохо представляла, следят ли они за новостями.
– У девочки только папа и бабушка. И оба неграмотные. Если вы не против, я буду сопровождать их и объясню, что написано в документах.
Индии придется иногда добираться одной на автобусе. Это немного меня беспокоило.
Сестра Латарша посмотрела мне в глаза.
– Нашей школе двадцать шесть лет, мисс Таунсенд. Я здесь четырнадцать. Мы чего только не повидали. Помните об этом.
Я попыталась расслабиться, но ощущение тяжести в груди не уходило. Меня одолевали новые опасения. Каково будет Индии среди других детей? Она не ходила в школу уже несколько лет. Единственной подругой по играм была Эрика.
– С ней все будет хорошо, мисс Таунсенд.
Сестра Латарша излучала доброжелательность. Я хотела честно с ней все обсудить, но не знала, с чего начать. У меня не было опыта общения с католиками нигде, кроме как в этой больнице, так что я сомневалась даже в том, что называю сестру Латаршу правильно.
– Расскажите, как продвигается иск? – мягко спросила она.
Значит, она все-таки в курсе новостей. Отвечать на такой вопрос было неловко.
– Если честно, я плохо понимаю тонкости. Знаю только, что Лу Фельдман, их юрист, делает все возможное. Это очевидно.
– Многие из горожан в ярости.
– Из-за операции или иска?
– Хороший вопрос.
– Думаю, кое-кому хотелось бы, чтобы проблема растворилась сама собой.
– Сивил, могу я дать вам совет?
– Конечно.
– Будьте осторожны.
– Что вы имеете в виду?
– Иногда любовь убивает точно так же, как ненависть. Если слишком сильно любить, можно потерять себя в чужом горе. А если слишком сильно ненавидеть, случается сами знаете что. Позаботьтесь о самой себе. Не получится помочь другим, если ты сам измотан до предела. Я постоянно себе об этом напоминаю.
– Никогда не думала, что сестра в церкви посоветует мне не любить слишком сильно.
– Только Христос может любить безгранично, мисс Таунсенд.
Сестра Латарша вдруг показалась мне старше тех лет, что я дала ей сначала.
Индия торжествующе замычала. Мы обернулись. Девочка построила пирамиду, и та, пошатавшись несколько мгновений, обрушилась на пол.
* * *
Контора Лу находилась этажом выше кафе, из которого проникал неистребимый запах жира. Мусорное ведро было доверху набито контейнерами из-под еды навынос. Готова поспорить, без этого кафе Лу наверняка умер бы от голода. Контора состояла из одного-единственного кабинета и зоны для ожидания, отгороженной складной ширмой. За ширмой стояли два заваленных бумагами стола. Я плюхнулась на стул перед Лу.
– Она меня уволила.
– Кто?
– Миссис Сигер. Даже не потрудилась сказать это лично. В понедельник утром мне принесли письмо.
– Сочувствую, Сивил. Наверное, такой исход был неизбежным.
– Тебе кто-нибудь помогает с делом?
– Конечно. На меня работает дюжина юристов.
– Правда?
Лу издал странный гортанный звук, и я догадалась, что так он смеется. Значит, это была шутка. Он принялся копаться в документах.
– Что ищешь? – спросила я.
– Кое-какие заметки.
– Хочешь, помогу? Раз уж я теперь безработная.
Он поднял взгляд:
– Мне жаль, что тебя уволили, Сивил. Нам надо было к этому подготовиться.
– Ты тут ни при чем. Возьмешь меня к себе?
– Спасибо за предложение, Сивил, но ты медсестра. Тебе бы в больницу устроиться.
– В старших классах я помогала папе вести архивы. У меня хорошо получается.
– Что, решила стать моей ассистенткой?
Застрекотала пишущая машинка. Секретарша печатала быстро, мерные щелчки клавиш перемежались звонком каретки. Я печатать не умела вообще.
– Нашел.
Лу достал желтый лист и, похоже, тут же про меня забыл. Сдвинув брови, он начал что-то записывать. Лишь через какое-то время он снова посмотрел на меня. Было неловко, что я так и сижу здесь, но заставить себя уйти я не смогла. Еще рано.
– Хочешь посмотреть заявление? Вот, почитай. – Он протянул мне несколько скрепленных вместе страниц.
В заявлении Лу описал, как миссис Сигер вместе с медсестрой приехали домой к девочкам, предварительно приняв решение о необходимости стерилизации, как Мэйс и миссис Уильямс поставили крестики в бланке согласия и как Вэл расписалась в качестве свидетеля. Надо бы спросить у Алиши, знает ли она о предательстве Вэл. Я не видела подругу уже несколько дней. Она даже не удосужилась позвонить после моего увольнения. Ни привет, ни как дела. Ничегошеньки. Миссис Сигер откуда-то выяснила, что я перевезла семью в Дикси-корт и перестала давать девочкам контрацептивы. По-видимому, проговорилась как раз Алиша.
Вэл тоже замешана. Мать Мэйса доверилась миссис Сигер еще и потому, что ту сопровождала Вэл. Миссис Сигер не просто так взяла с собой медсестру – она понимала, что с чернокожей помощницей ей будет легче добиться цели. Форма у Вэл была такая же, как у меня.
– Что думаешь?
– Больно читать.
Лу зажег сигарету.
– Прости, Сивил. Я не хотел…
– Лу, ты так и не объяснил, зачем тебе это, почему ты взял дело?
– Не все белые в Монтгомери ненавидят черных, Сивил.
– Я такого не говорила.
– Отношения между белыми и черными в нашем городе всегда были напряженными, признаю. Да чего уж там, во всем штате.
– Напряженными, – повторила я.
– А ты бы как выразилась?
Я помолчала. А потом рассказала историю. Начала с вопроса, помнит ли он, как обстояли дела в Монтгомери в 1963 году. Мне было тринадцать. В тот год Джордж Уоллес стал губернатором и объявил, что сегрегация всегда будет неотъемлемой чертой Юга. В тот год в Бирмингеме протесты чернокожих студентов разгоняли с помощью брандспойтов. Тысячи людей прошли маршем на Вашингтон, требуя равноправия. Президент Кеннеди пообещал внести законопроект о гражданских правах, но вскоре был застрелен на глазах у жены. А еще в том году к нам в дом постучали. Громко. Так громко, что папа разбудил нас с
