себе чая в чашечку.
– Это славный по-лай[41] дедушки Ву! – воскликнула она. – Должно быть, вы ему очень нравитесь! Вы уверены, что я ничем не могу быть вам полезна?
– Расскажи мне историю, – попросил Эшер, устраиваясь на соседнем матрасе и скрещивая ноги. – О яо-куэй возле Золотого моря.
Откровенно говоря, вопрос был задан наугад – однако взгляд девушки преисполнился страха.
– У того самого Золотого моря? Значит, слухи не врут? – с тревогой спросила она. – Муж моей младшей сестры говорит, что в Западных горах завелись бесы – отвратительные создания с мерзким запахом, которых нельзя убить пулей… Понимаете, муж моей младшей сестры состоит в армии Гоминьдана. Командир его отряда утверждает, что никаких бесов нет и быть не может, потому что сейчас у нас есть наука, освобождающая страну от империалистических суеверий прошлого… А они и впрямь добрались до города?
– Без понятия, – Эшер забрал протянутую чашечку, полную «Улитки зелёной весны» из Тонтина. – Ты узнаешь за меня? Узнай, но им не говори, – он указал на остальные дворики за перегородкой и приложил палец к губам. – Меня здесь нет.
– Я поспрашиваю своих братьев. Мы все живём в переулке Кучерявой семьи. В смысле, вся моя семья – и братья моего мужа тоже. А почему клан Цзо хочет вас убить?
Эшер потёр плечо.
– Клан Цзо, да? Кстати, как звучит твоё официальное имя?
– Линь, – это имя означало «Добрая слава». – Цю Пинь Линь. Уважаемая матушка моего мужа – племянница дедушки Ву.
– Линь… Не знаю, почему Цзо хотят убить, – ответил Эшер, однако здесь он слегка лукавил: как только все кусочки мозаики начали собираться в единую картину, начали оформляться и мотивы клана Цзо.
– Гоняться за «длинноносым дьяволом» – не в обычаях семьи Цзо, – задумчиво проговорила Линь. – Несмотря на то что они – враги республики и путаются с подлым реакционером Юанем, никому не нужно, чтобы ваши армии начали расстреливать каждого встречного. Так что вы наверняка что-то да натворили.
Линь явно была истинной дочерью хутунов – ноги здесь не перебинтовывали только девицам из самых низов, – к тому же по китайским понятиям не отличалась особенной красотой, судя по вытянутому, почти лошадиному лицу и жилистому телосложению. – А зачем тогда прятаться у дедушки Ву?
– Бояться, что у Цзо есть сыновья, родичи или работники в посольстве? – предположил Эшер. – Слуги, убивающие, пока спишь? – Он выразительно провёл по горлу ребром ладони.
– Нет, насчёт этого можете не переживать… вы будете доедать этот цзяоцзы? – указала она подбородком на пельмешек, оставленный Эшером на тарелке. – У Цзо нет никакой родни в посольстве. В основном там служат выходцы из семей Вэй, Сянь и Гун – древних родов, которые не первый век заправляют делами в Пекине – или тех семей, что работают на них, вроде семей Шэнь и Шэнь, – на китайском эти две фамилии звучали по-разному: та, что произносилась с повышением тона, означала «господин», а та, что с понижением – «осторожность», – а еще Мяо и Пэй. Все Сяни ненавидят Цзо, а Вэи задолжали Сяням слишком много, чтобы выступать против них, даже если Цзо и попытались бы кого-то переманить на свою сторону. Семья Цзо начала набирать силу всего лет двадцать назад – «выскочки», как именует их моя свекровь. Она говорит, что госпожа Цзо сейчас высоко задирает нос, а ведь её отец занимался тем, что убирал по ночам нечистоты в переулке Девяти поворотов. Свекровь говорит, что Цзо приплачивают Юань Шикаю, чтобы продвинуть собственных людей, но пока что им это не особо удаётся. Хотя работа в посольстве может принести немало выгоды.
– Только не во время Восстания? – шутливо уточнил Эшер, поднимая бровь, и Линь усмехнулась:
– Да уж, в такое время там несладко. Мне было всего десять, но я помню, как дедушка Ву тогда прятал в этом самом дворике шесть или семь семей из рода Пэй – иначе ихэтуани перебили бы их всех. Конечно, сейчас дедушка говорит, что ничего такого не было. А ещё больше народу скрывалось в угольных шахтах Западных гор, – добавила она, – но я не припомню, чтобы кто-то из них рассказывал о водящихся там бесах.
– А та девушка, которую мерзкий английский дьявол убил в доме госпожи Цзо, – как бы между прочим поинтересовался Эшер, – она была из семьи Мяо или из Шэнь?
– Из Шэнь, – поправила Линь, потому что Эшер использовал не тот тон. – Вы имеете в виду Ми Цин? Би Сю сказал мне – это младший брат моего мужа, он работает в переулке Большой креветки, – так вот, Би Сю сказал мне, что её братья едва не сошли с ума от гнева, когда услышали об этом. Но их семья очень бедна. Конечно, если бы отец Ми Цин знал, что её ждёт, когда Ан Лу-тань предложил за неё деньги, он бы никогда не продал её. Но Ан Лу-тань работает на семью Цзо, так что ему вряд ли получилось бы отказать – как не получится и привлечь к ответу английского дьявола, что бы тот ни делал. Это как раз та самая эксплуатация, которую стремится извести Гоминьдан, но пока Юань Шикай будет подчинять Китай интересам иностранных экономик, ситуация не изменится.
– Братья Шэнь Ми Цин – слуги в посольстве?
– Нет, но все их родственники служат там, – Линь доела пельмешек и облизнула пальцы. – Би Сю сказал моему мужу, что братьям Ми Цин стоит просто подкараулить мерзкого английского дьявола возле дома госпожи Цзо, когда он в следующий раз придёт за девицей. Он туда ходит раз в неделю, хотя обычно просто бьёт девушек или режет. Но Би Ван, мой муж, сказал, что не надо делать глупостей. Пока наш народ будет рабами имперских интересов Запада, никакой справедливости жителям Китая не видать – так что нельзя просто взять и убить английского дьявола посреди улицы.
«По крайней мере, до тех пор, пока его не объявят предателем, продающим информацию немцам», – мысленно закончил Эшер. Линь явно повторяла чужие реплики, наслушавшись разговоров мужа сестры с друзьями, но тем не менее в её глазах горел искренний гнев – гнев на тех мужчин, что маршировали по Цзянмынь Та-цзе в девятьсот первом, на немецких солдат, оккупировавших сейчас Шаньдунь, на японцев, захвативших Формозу и теперь облизывающихся на Маньчжурию со всеми её запасами угля и железа…
Джеймс вспомнил того побитого оспой командира ополчения, встретившегося ему в горах, оборванцев, отнявших у него одно из лучших пальто, тощих австралийских лошадей, на которых ездили британские солдаты, фермеров, изгнанных с собственных земель голодом и непомерными налогами… А потом ему на ум пришёл тот лощёный молодой секретарь по имени Хуан Да-фэн, распускавший хвост перед офицерами Запада на приёме у Эддингтона, и
