никому не нравится вкладывать еще больше денег в услуги, которые не доходят до людей. Вопреки обычному положению дел, медицинские программы достаточно хорошо финансировались, но не находили спроса.
Я заметил, что у всех маленьких детей в Афганистане на запястье завязана тонкая черная нить. Оказывается, это один из первых подарков, которые бабушка дарит ребенку при рождении. Иногда на нитке висит маленькая бусинка, так что нить выглядит как крошечный браслет. Я узнал, что эта бусина называется «назар» и предназначается для защиты от сглаза. Во многих культурах по всему миру есть верования, что дурной взгляд может наслать на человека злых духов и обречь на серьезные неудачи. Бусина должна защитить маленького ребенка. Это очень стойкая традиция в афганской культуре.
Благодаря этому обычаю меня настигло озарение, своего рода «Эврика!» – нечто совершенно волшебное. Я понял, что и мы можем использовать браслеты для защиты – хотя и не для того, чтобы отпугивать злых духов. Мы могли бы использовать их как способ показать, что ребенок защищен от болезни, способ показать, что ребенок вакцинирован.
В Афганистане самый высокий в мире уровень младенческой смертности. Конечно, причина не только в том, что детям не делают прививок, но и в этом тоже.
И мы создали то, что назвали «иммунитетным оберегом», – браслет, вручаемый матери, которая впервые привела ребенка на иммунизацию. Каждый раз, когда мать приводила ребенка на очередную прививку, мы давали ей бусинку того или иного цвета, которая символизировала конкретную вакцину: оранжевая – от полиомиелита, фиолетовая – от кори, желтая – от гепатита. Добавляя бусины к браслету, мы получали своего рода прививочную карту, которую носил ребенок. Браслет привязывал эту карту к давним культурным верованиям, ассоциировавшим бусины на руке с защитой. Он становился видимым символом материнской любви и защиты для ребенка. Мы надеялись, что, когда другие женщины увидят браслет, они захотят такой же для своего ребенка.
Проведя первоначальное качественное исследование в Афганистане, мы обнаружили, что матери полюбили «иммунитетные обереги». Так мы получили множество отдельных свидетельств их эффективности. Но для того, чтобы расширить масштабы программы, нужны были точные данные – требовалось доказать, что этот прием действительно увеличивает охват иммунизацией. Нам необходимо было тщательно выполненное исследование.
Такое исследование проводится сейчас в Индии. Мы выбрали несколько округов, где планируем внедрять «иммунитетные обереги», а затем сравним изменения в показателях иммунизации в течение двенадцати месяцев с другими округами, в которых обереги не использовали. Как только мы получим данные, подтверждающие, что число прививок достоверно увеличилось, думаю, шлюзы откроются, поскольку в дело вступят ЮНИСЕФ и Всемирная организация здравоохранения. Такой экономичный и культурно значимый прием начнет широко использоваться.
Вера в сглаз наиболее распространена в Южной Азии, но она присуща и многим другим культурам, уходя корнями вглубь тысячелетий. Мы провели несколько предварительных обсуждений со странами Африки, где, по нашему мнению, «иммунитетный оберег» может стать социальной нормой. На даже там, где подобный оберег не входит в традиционную систему верований, он может прижиться, если матерям понравятся яркие браслеты для детей. Надо посмотреть, правы мы или нет, но я думаю, что все получится довольно легко. Уже есть техническая возможность, позволяющая сделать такие браслеты доступными, и на это не потребуется много денег.
Если эта идея повысит приверженность вакцинации, мы достигнем значительного прогресса в борьбе с серьезной проблемой. Более трех миллионов человек ежегодно умирают от болезней, которые можно предотвратить с помощью вакцин, и примерно половина из этого числа – около полутора миллионов – дети младше пяти лет. Это дети, которые не умерли бы, если бы им сделали все прививки.
Я знаю, что если бы не был врачом, то не начал бы эту программу. Ее бы не существовало, если бы я не осознал важность прививок, когда участвовал в программе вакцинации против малярии. Ее бы не существовало, если бы я не работал в крупномасштабных проектах типа программ ООН, продемонстрировавших, насколько эффективными могут быть небольшие и недорогие вмешательства. И ее бы не существовало, если бы я не сотрудничал с крупной медицинской коммуникационной компанией.
Жизнь дает нам много возможностей поразмыслить о сделанном. Может быть, то озарение, связанное с верой в сглаз, приносит мне такое удовлетворение потому, что произошло недавно. Но еще я думаю, что когда-нибудь «иммунитетный оберег» станет одним из самых мощных и обсуждаемых приемов для снижения детской смертности в мире.
35
От пациента к врачу. Лора Тейт
Говорят, врачи – наихудшие пациенты. Якобы потому, что они слишком много знают и не перестают сомневаться в коллегах, которые ими занимаются. С другой стороны, вполне возможно, что из пациентов получаются наилучшие врачи. К такому убеждению пришла Лора Тейт.
Сейчас она пластический и реконструктивный хирург в больнице Майкла Гаррона в Торонто, но ребенком она много времени провела в стационаре как пациент. То, что она узнала о медицине, лежа в постели, повлияло на ее сегодняшнюю практику.
Фото Майкла Купера
Я даже не знала, что у меня кривая спина, но, когда мы фотографировались после окончания восьмого класса, мама сказала:
– Ты можешь встать прямо?
– Я и стою прямо.
– Нет.
Я немного изменила позу, но все еще не стояла прямо. Что бы я ни делала, одно плечо было выше другого.
У меня диагностировали сколиоз – аномальное искривление позвоночника. Это было в 1970-х. В то время для выпрямления спины вам растягивали позвоночник и фиксировали стержнями, а потом надо было три месяца лежать в койке, ожидая, пока все не придет в норму.
Первые две недели я вообще не могла двигаться – просто лежала. Я даже не могла сесть, чтобы поесть.
Мне было двенадцать лет, и я лежала во взрослом отделении, так что не было никаких развлечений, кроме телевизора – одни и те же игровые шоу изо дня в день. После операции моему врачу почти нечего было делать – оставалось только ждать. Но он приходил ко мне каждый день. Он не обязан был, но все равно забегал повидаться со мной. Еще я обнаружила, как тяжело быть медсестрой. Сестры всегда настаивали, чтобы я спускалась в комнату для занятий, но я отказывалась, так как стеснялась, что меня привезут туда в койке. Довольно долго я оставалась в палате. Но однажды медсестра сказала:
– Собирайся.
Она отвезла меня в комнату для занятий, и я прекрасно провела время. Я плела корзинки, занималась другими делами, и с того дня мне не терпелось спуститься туда. Эта медсестра оказалась достаточно умна, чтобы