к столу с угощением. Поскольку леди Дерби позвала капитана обратно на танцевальную площадку, он оставил недавнюю спутницу у стола, понимающе улыбнувшись на прощание (смысл этой улыбки от нее ускользнул).
Китти, с облегчением переведя дух, приняла лимонад из рук незнакомого господина.
– Полагаю, мы прежде не встречались, – с улыбкой сказала она, в данный момент готовая дружелюбно воспринять любого джентльмена.
– Не встречались, хотя я давно хотел с вами познакомиться, мисс Тэлбот. Я Селборн, – томно протянул он. – Должен сказать, что восхищаюсь вашей работой.
– Моей работой? – переспросила она.
– Полноте! – пожурил он. – Можем разговаривать открыто, не вижу в том никакого вреда. Я друг мистера де Лейси, и он рассказал мне о вас. Не догадываясь, конечно, что же услышит в этой истории такой человек, как я.
– Боюсь, милорд, я не понимаю, что вы имеете в виду, – медленно произнесла Китти.
– Я распознал в вас родственную душу, – гладко промолвил он, слишком гладко. – Мы оба находимся на задворках этого мирка. – Он обвел рукой помещение. – И оба лезем из кожи вон, чтобы победить вопреки всем препонам.
– Неужели? – осведомилась она учтиво, хотя все в ней воспротивилось такому сравнению. – Вынуждена поверить вам на слово, милорд, поскольку для меня сходство неочевидно.
Он одобрительно улыбнулся:
– И парируете вы отлично. У меня такое чувство, мисс Тэлбот, словно я знаком с вами всю жизнь.
Китти промолчала, отказываясь поощрять столь опасные разговоры, однако Селборн не унимался:
– Я хотел бы побеседовать с вами должным образом. Уверен, мы могли бы… очень помочь друг другу.
– Желала бы я ответить тем же, – холодно проронила Китти, – но, полагаю, вы приняли меня за кого-то другого.
Селборн в ответ улыбнулся, по-прежнему невозмутимо:
– Вижу, вы не расположены со мной разговаривать.
Он несколько напыщенно поклонился. Музыка тем временем стихла, танец закончился.
– …Но, мисс Тэлбот, поразмыслите над моим предложением. Этот город открывает широкие возможности для желающих приобрести состояние, и вам необязательно заниматься этим в одиночку.
Китти избавилась от него как можно скорее и наконец с облегчением приметила тетю Дороти.
– Где вы были? – требовательно спросила она.
– Не пора ли нам домой, дорогая? – ушла от ответа наставница, сделав вид, что занята торчащей на манжете ниткой.
Китти согласилась – не следовало слишком долго испытывать судьбу – и отыскала Сесили.
Они ждали, пока им принесут плащи, как вдруг у ее плеча снова возник Рэдклифф.
– Уже решили, что станете делать после того, как я уеду в Девоншир и вы не сможете принуждать меня к танцам, когда вам заблагорассудится? – тихо спросил он.
– Очевидно, мне придется найти другие способы, – с иронией откликнулась она. – Или научиться держать язык за зубами.
– Вы имеете в виду отповедь этому негодяю Ардену? – догадался он, бросая на нее взгляд искоса. – Хорошая получилась взбучка?
Ее губы дрогнули.
– Лучше всех моих прежних, – призналась она. – Но поднялся такой переполох. Я на мгновение испугалась, что с нами покончено.
Он пожал плечами – жест, неуместный в приличном обществе, и Китти не помнила, чтобы Рэдклифф когда-либо себе его позволял. Перед ее мысленным взором внезапно предстало видение: Рэдклифф размашистым шагом обходит свои владения в Девоншире. Наверняка там он более раскрепощен, чем здесь… и не менее обворожителен.
– Эта публика капризна и беспринципна там, где дело касается титулов и богатства, – сказал он с непринужденным осуждением и добавил: – Я бы не захотел с ним танцевать.
Он говорил так, словно это само по себе было достаточной причиной. Простота его слов помогла Китти немного утихомирить тревогу.
– Именно, – согласилась она, удивленная его солидарностью.
Улыбнувшись на прощание, он ее покинул, и Китти забралась в экипаж следом за сестрой. По дороге домой она попыталась рассказать о своих треволнениях тете Дороти и опечалилась, обнаружив, что та не понимает, из-за чего подопечная подняла такой шум.
– Разве леди не обязана хотя бы один раз станцевать с джентльменом, даже если ей этого не хочется? – недоуменно спросила она.
– Так неправильно, – строптиво пробурчала Китти.
– Наверное, мне надо было согласиться, – прошептала Сесили из своего угла. – Может, было бы не очень противно.
Китти протянула руку в темноте и обхватила пальцы сестры.
– Нет, – сказала она просто, сжав узкую ладонь.
22
Вечером лорд Рэдклифф прибыл на Гроувенор-сквер. Сегодня был день рождения Арчи, и семья собралась на праздничный ужин. Войдя в дом, Рэдклифф сразу услышал эхо счастливых голосов, доносившихся из столовой, и улыбнулся. Де Лейси всегда праздновали дни рождения – леди Рэдклифф считала важным достойно отмечать значимые вехи, – но два предыдущих дня рождения брата Рэдклифф пропустил. И потому сейчас он поймал себя на мысли: как странно будет войти в столовую и не увидеть там отца.
Рэдклифф задержался в прихожей на мгновение дольше необходимого, заново пораженный этой странностью. К такому невозможно привыкнуть, подумал он с иронией. Он входил в эту дверь тысячи раз – вероятно, сотни тысяч раз, – зная, что встретит за ней обоих родителей. А теперь он должен признать, что это больше не так? Чудовищно. Несомненно, будь отец жив, он уже отчитывал бы первенца, напоминая ему о невыполненном задании или неблаговидном поступке. Или не отчитывал бы? Как знать, уверенного ответа нет и уже не будет. Отца возмутил отказ сына вернуться в Англию после того, как снова разразилась война. Он разгневался даже сильнее, чем раньше, когда высылал сына из страны на основе сомнительных обвинений во фривольном поведении. Рэдклифф надеялся, что отец со временем смягчится. Тот воспринял решение сына как очередной прискорбный отказ от выполнения семейного долга. Однако для Рэдклиффа это был единственно возможный благородный поступок, и он надеялся, что отец когда-нибудь это поймет. Но поговорить после Ватерлоо им не удалось. Старый граф умер раньше, чем его первенец вернулся домой. Рэдклифф так никогда и не узнает, искупил ли он свою вину участием в военных сражениях, доказал ли наконец, что его можно назвать достойным сыном.
– Милорд? – прервал его раздумья голос Пэттсона, и Рэдклифф, вздрогнув, вернулся в настоящее.
Размышления графа, должно быть, отчетливо отразились на его лице, поскольку присущая дворецкому профессионально невозмутимая мина едва заметно смягчилась. Это изменение приметили бы немногие, но Рэдклифф знал Пэттсона так же долго и так же хорошо, как любого члена своей семьи.
– Все в столовой, – тихо проронил Пэттсон, глядя на графа с пониманием и добротой.
– Да, конечно. Я туда и направляюсь.
Когда он проходил мимо, Пэттсон мимолетно коснулся его плеча – редчайшее нарушение приличий, какое обычно дворецкий себе не позволял. Не глядя на него, Рэдклифф накрыл его ладонь своей, и
