хрипло пробасил «леший» и протянул Петру свою широкую, как лопата, мозолистую ладонь. Рукопожатие было крепким. Палыч, словно проверял его на силу и выносливость. Пётр вызов принял…
Мужчины уезжали вдвоём, а Марина взяла билет на поезд и задерживалась ещё на три дня, чтобы закрыть накопившиеся учебные хвосты. С каким величайшим трудом она приняла это решение. Ей ни на миг не хотелось расставаться с любимым, всё время казалось, что если только она отвлечётся на минуту, оставив его без внимания, то появится какая-то злая сила и вырвет его из её объятий. За то небольшое время, которое они успели провести вместе, их потребность друг в друге только возросла, но настоящее счастье, к сожалению, никогда не может быть полным, всегда чего-то должно не хватать. Вот и теперь, им предстояло расстаться, пусть и ненадолго, но каждая минута, проведенная в разлуке, превращалась в вечность. Не одна Марина страдала от вынужденного расставания, Петру было не менее трудно оторваться от любимой, но Палыч, дав им некоторое время на прощание, уже поторапливал, чтобы поскорее покинуть пределы столицы, не угодив в вечернюю пробку. Они ещё раз обнялись напоследок, пообещав скучать очень-очень, и через минуту от джипа, увозившего её любовь, остался только параллельный след протектора…
* * *
… Ещё минут десять-пятнадцать и заветная станция. Красивая модная молодая москвичка с огромным чемоданом уже стояла в конце вагона и нетерпеливо выглядывала в окно, разрисованное по краям причудливыми морозными узорами. Солнце освещало отдельно каждый снежный кристаллик, преломляя лучи в мириады разноцветных бликов, и от этого ледяной рисунок напоминал дорогую, щедро украшенную бриллиантами и сапфирами картинную раму. А в ней, насколько хватало обзора, сплошной полосой тянулся тёмный дремучий лес. Чёрно-зелёный фон его был нагусто укрыт снежным покрывалом. Покрывало от ярких солнечных лучей искрилось и мерцало драгоценным свечением. Как в сказке. Колёса вагона ритмично стучали на стыках: скорей — скорей, уже — уже, сейчас — сейчас. Марина под этот ритм радовалась и волновалась одновременно: пейзаж за окном сулил радость, восторг и скорую встречу с любимыми людьми, а волновала неизвестность, которая её ждала в Калиновке…
Глава 47
Наконец, долгожданная станция, состав медленно остановился, проводница открыла двери, впустив морозный воздух вовнутрь, а он тут же, согреваясь теплом вагона, превращался в туманный пар, застилая обзор на улице. Когда Марина вышла, то не увидела никого из встречающих. Поезд постоял две минуты, подал визгливый гудок и, быстро набирая ход, скрылся из глаз, увозя расслабленных пассажиров в ещё более дальние дали. Марина осталась на перроне одна и, не дождавшись никого, покатила тяжёлый чемодан, набитый родительскими гостинцами для Матрёны, в здание станции. А сама начала тревожится. Где же Пётр, почему не встречает. Она надеялась, что любимый вместе с Палычем на его машине или с дедом Матвеем на Милке приедет за ней. Как же она соскучилась! Марина считала не дни, часы, а под конец уже и минуты до их встречи. Ей было совсем не просто, все эти дни отвлечься от него. Да, она успела сделать все неотложные дела, сдать все свои накопленные учебные долги, но каково же было на них сосредоточиться, когда голова всё время была занята любимым. Она вставала утром с мыслями о нём, он присутствовал незримо с ней весь день, где бы она ни была и чем бы ни занималась, ложась спать, она мысленно желала ему спокойной ночи, но лишь для того, чтобы во сне встретиться с ним снова. Что бы ей ни снилось, главным героем её сновидений всегда был Пётр, обычно эти сны были приятными, и утро Марина встречала с улыбкой, ведь, каждый новый день неминуемо приближал их встречу. Но в последнюю её одинокую ночь дома, приснилась какая-то дурь, так будто они с Петром вместе куда-то идут, им весело и легко, с ними почему-то Палыч, и вдруг, в какой-то момент у него в руках появляется ружьё, и он целит им в Петра, а тот спрашивает: — Ты мог бы меня убить?.. — Сон, к сожалению, на этом прервался из-за назойливого трезвона будильника. Марина старалась не придавать ему значения, мало ли какая ересь придёт в голову во сне, однако, неприятный осадок царапал душу весь день. Потом всё забылось…
Снег искрился на солнце так, что слепил глаза, и войдя в низкое помещение станции, Марина не сразу привыкла к полумраку. Наконец, глаза адаптировались к затемнённому залу, и девушка, оглядевшись, но никого не увидев, не то что из знакомых лиц, а вообще ни души, ещё больше забеспокоилась: Пётр знал, каким рейсом она приезжает, они условились заранее, ещё в Москве, что он обязательно приедет за ней! А теперь, что же, выходит, они с Палычем не доехали до Калиновки, или сон — в руку? Тревога подбиралась всё ближе и ближе, грозя перерасти в панику. Пока она гоняла эти недобрые мысли, в помещение ввалился дед Матвей в огромном, лохматом тулупе и смешных валенках:
— Маришка! — кинулся обнимать и целовать её, как родную внучку Верку, и отодвинув на расстояние вытянутых рук, — Дайка, я на тебя полюбуюсь! Ты такая красавица! Сразу и не признать, как Снегурочка! — потом отпустил и признался, будто и виноват в чём-то, — задержался я чуток, ты прости старика, у Милки подпруга ослабла, пришлось поправлять. А, ты уж испужалась, смотрю! Не беспокойся, не забыли про тебя! — и, прихватив ручку чемодана рукой в огромной рукавице, покатил его на выход. Милка у самого крыльца уже перебирала копытами в нетерпении, скорей бы потрусить в обратный путь.
Михеич, откинув покрывало из лохматых овечьих шкур, пригласил Марину в сани:
— Маришка, гляди какое царское место я тебе припас, сенцо свежее, пушистое! Овчина тёплая! Сегодня одна ты у меня пассажирка, барыней поедешь, все уж прибыли, тебя ждём, ты последняя…
Старик, устроившись поудобней на краю саней, легонько шевельнул поводьями, и послушная Милка, оглашая сонные окрестности звоном колокольчика, потрусила к дороге…
— А, интересный гость сейчас у Матрёны проживает, — завёл дед Матвей беседу.
— Ты про Петра, дедуля?
— Да, нет. Я про второго. Конечно, и Пётр тоже парень хоть куда. Но я про дядьку бородатого говорю, с которым он приехал.
— А, так это Палыч! — поняла Марина, — он очень хороший человек! Так нам помог! — сомнения, закравшиеся было в душу, развеялись с приездом деда Матвея.
— Не прост, ох, как не прост этот Палыч…
— Да он, вообще, только из-за Петра приехал, привёз его, вот и всё. Обычный человек с
